Пригов гениально стоит в молоке! Улитин! Norman Mailer! Wyndham Lewis! А Набоков — плохо! Беккет — плохо! А Кафка — так себе!
— И «Улисс» — так себе, — подхватила Вера. — А «Finnegans Wake» — гениально!
— Гениально! В Дублине был фест по этому поводу, moloko и гиннес рекой лились! Второе рождение! Это невозможно объяснить!
— И не надо, — согласился Протопопов. — Пробируй — и всё!
— Пробируй — и всё!
— Это железный аргумент…
— Переплётчик должен объяснять. — Лидия приблизилась к Киршгартену, глядя с лукавством изподлобья.
— Он никому ничего не должен, — холодно проговорила Ольга.
— Объяснить можно всё, — ответил Ролан. — Даже Вселенную. Даже Бога.
— А moloko?
— Я этим постоянно занимаюсь! — рассмеялся Киршгартен.
— Но что толку от обоснований? — развёл руками Телепнёв. — Надо плыть в молоке вперёд и не оглядываться. Гребите дружней, дорогие!
— Это тост! — усмехнулся Протопопов.
Они выпили.
— Петя? — Лидия посмотрела на мужа.
— Я? — Лурье поднял брови. — Друзья, как признался уже Пётр, у прозаиков плоховатая память на стихи.
— Не у всех! — пророкотал Телепнёв.
— Ну… сейчас…
Лурье потеребил свою короткую седоватую бороду, прищурился:
Мой товарищ, в смертельной агонии
Не зови понапрасну друзей.
Дай-ка лучше согрею ладони я
Над дымящейся кровью твоей.
Ты не плачь, не стони, ты не маленький,
Ты не ранен — ты просто убит.
Дай на память сниму с тебя валенки,
Нам ещё наступать предстоит.
— Прекрасно! — дёрнул головой Телепнёв.
— Господи, опять про войну! — Вера взялась ладонями за виски. — Сколько можно?! Она же закончилась.
— Верочка, это не про эту войну, про другую.
— Кто автор?
— Ион Деген, — ответил Киршгартен.
— Фронтовик, — сообщил Лурье, беря со стола гренку с форшмаком.
— Фронтовая поэзия должна быть только такой! — заключил Телепнёв и размашисто шлёпнул Глеба по попе. — Не надоело тебе со стариками?
— Не-а.
— Сейчас пойдём есть. — Вера стала гладить сына по голове, но тот отстранился.
— Осталась Ольга, — произнесла Лидия, не глядя на неё.
— Я… да.
— А она стихов не знает! — Глеб зло-насмешливо глянул на Ольгу.
— Уверен, стрелок по банкам? — усмехнулась она.
Подошла к буфету, прислонилась к нему спиной:
Тихий дух от яблонь веет,
Белых яблонь и черёмух.
То боярыня говеет
И боится сделать промах.
Плывут мертвецы.
Гребут мертвецы.
И хладные взоры за белым холстом
Палят и сверкают.
И скроют могильные тени
Прекрасную соль поцелуя.
Лишь только о лестниц ступени
Ударят полночные струи,
Виденье растает.
Поют о простом:
«Алла бисмулла». А потом,
Свой череп бросаючи в море,
Исчезнут в морском разговоре.
Эта ночь. Так было славно.
Белый снег и всюду нега,
Точно гладит Ярославна
Голубого печенега.
— Хлебников — абсолютный гений! — ударил кулаком в свою ладонь Телепнёв. — Спасибо, Оленька!
— Не ожидала такого от вас, — произнесла Лидия, иронично улыбаясь и глядя на Ольгу.
— Что же вы ждали? — усмехнулась та, стоя у буфета. — Стадлера? Graaaw?
— Ну, Graaaw вы точно читать не стали бы. Это надо рычать.
— Рыка не хватило бы?
— Рык — не ваш диапазон. Низкие частоты.
— Слишком глубоко?
— Скорее — слишком высоко.
— То есть — не доросла?
— Вы доросли до многого, Ольга Павловна, — нарочито-серьёзно проговорила Лидия. — Хлебников! Ух, какая вершина! Продолжайте, продолжайте расти.
— Непременно.
— Продолжайте, продолжайте. Об одном прошу — растите прямо, а не в стиле норильской берёзки.
— А-ха-ха! — зло проговорила Ольга. — Каков намёк! История голубого Марка не забыта?
— Давно забыта! — махнула пухлой рукой Лидия. — Я — о будущем.
— Да нет, милая, вы о прошлом.
— Тема Марка да-а-авно закрыта! — Лидия двинулась по террасе, притопывая. — Дав-но! Дав-но!
— О нет! — угрожающе скрестила руки на груди Ольга. — Такое забыть — не в вашем характере.
— За-быта. За-быта. И за-крыта.
— Не за-бы-та! Норильская берёзка! Если я расту норильской берёзкой, то вы с моей сестричкой растёте двумя болотными хвощами! Милыми такими болотными хвощиками! И оч-чень цепкими! Когтистыми!
— Оля, прекрати, — строго произнесла Вера.
— Которые страстно оплетают не только друг дружку, но и всё, что подвернётся. Марк подвернулся — оплели. Тао Дэхуай — оплели! Теперь, насколько я в теме, — дело за D-N?
— Оля!
— D-N! Там есть что оплетать! — Ольга захлопала в ладоши. — Браво! Норильская берёзка! Oh-lá-lá!
— Ольга!
— Верочка, прикрой подружку!
— Ольга Павловна, это просто зависть, — проговорила Лидия. — Слишком простая.
— Лидия Андреевна, норильская берёзка болотному хвощу не позавидует!
Телепнёв примиряюще поднял руки:
— Дорогие мои дамы, прошу вас! Очень прошу!
Ольга замолчала. Щёки её раскраснелись. Лицо Лидии наоборот — побледнело и стало сосредоточенно-угрюмым. Она покусывала свою губу.
На террасе возникла неловкая пауза.
— Оля, Вера, я давно хотела вас спросить, — заговорила Таис. — Я антрополог, достаточно неплохо знаю феномен близнецов, интересовалась этим вполне профессионально, даже записки доктора Менгеле про его чудовищные эксперименты с близнецами читала. Я знаю, что близнецы иногда видят один и тот же сон. Об этом есть различные свидетельства. Вы, близнецы Оля и Вера, видели когда-нибудь одновременно один и тот же сон?
Ольга и Вера переглянулись. Ольга усмехнулась и покачала головой:
— Лучше ты.
Вера помолчала немного, потом заговорила:
— Таис, ты задала весьма чувствительный вопрос. Да, мы однажды видели один и тот же сон.
— Если это что-то очень личное, интимное — не рассказывай, просто скажи: однажды это было.
— Я готова рассказать. Нам было девять лет, мы спали в разных домах: я — у бабушки, а Оля с мамой пряталась от бомбёжки в подвале их дома, спала в подвале. Сон такой: я иду по бабушкиному саду, по дорожке, и вижу слизняка на этой дорожке. Жирного такого, малоприятного. И я его давлю ногой. И вдруг из-под сандалии раздаётся голосок: «Не убивай меня, я твой братик!» И я просыпаюсь. Оля видела точно такой же сон.
На веранде снова повисла тишина.
— Ну вот, бывает… — пробормотал Телепнёв.
— Я знаю, что у близнецов это случается, — потянулся мускулистым, поджарым телом Протопопов.
— А братик потому, что у мамы нашей покойной после контузии от взрыва бомбы случился выкидыш. Она ждала сына. То есть — братика, — проговорила Ольга, отталкиваясь спиной от буфета. — Мы тоже ждали братика. И вот, не дождались. А сон увидели.
Все помолчали.
— Вы у нас особенные, — улыбнулась Таис, кладя руку на Ольгино плечо.
— Yessss! — топнула туфелькой Вера. — Особенные! Мы все! А посему нам пора уже за стол! Прошу вас, гости дорогие!
— Да, да! — затряс брылями Телепнёв. — За стол! Немедленно и бесповоротно!
— Но мы забыли Ролана! — произнесла Таис
