Точнее: ладонями рук. Укладывал ее спиной на диван, усаживался на табурет. Затем протягивал правую ладонь над туловищем. Со стороны, наверное, казалось, будто поглаживаю что-то невидимое. Расслабившись, фиксировал внимание на ощущениях в руке. Улавливал легкие импульсы отталкивания, как между однополюсными сторонами магнитов. Ладонь, нащупав болезненное место в теле, как бы спотыкалась о него.
Наступали прохладные ночи,
Остывала под кроной вода.
От невидимых новеньких почек
Отделялась листва навсегда.
Глава 3 Дар
Откуда что взялось? Дар это или навык? Сразу не скажешь, как не скажешь, какая сторона медали важнее. На заре супружеской жизни я ушел работать из журналистики на стройку. Шабашить, по-другому – калымить. Сын подрастал. Красавчик! Деньги понадобились. И вот на стройке случился первый серьезный жизненный курьез. При падении с тракторной телеги хрястнула таранная косточка – шарнир в голеностопе. Маленькая такая косточка над пяткой. Название напоминает сцену жестокого насилия над крепостными воротами зáмка с помощью тяжелого бревна. Таран – наступление без оглядки. И смех, и грех.
Мы, бригада строителей из трех человек, ремонтировали мягкую кровлю на крыше одного из цехов Химкомбината. Полдень. Жара стояла несусветная. В воздухе блуждал невидимый газ сероводород, потихоньку сводя с ума многотысячный персонал комбината, а прихватом и жителей близлежащих домов. Запаха растворенного в воздухе газа почти не чувствовалось, но люди к концу смены становились слегка чумные. Ни облачка на небе, ни ветерка, только рдеет низким маревом воздух над плоскими крышами, заштрихованными серым глянцем рубероида.
Мы с Витькой Мошкиным подметали облезлыми метлами очередной участок крыши. С Витькой мы уже три года работали на разных объектах, понимали друг друга с полуслова, дружили, выпивали иногда вместе. Крепкий парень, занимался штангой.
Внизу возле черного стального котла кашеварил с битумом Серега Невский. Весь в копоти, худой, длинный, с черными усами и большими навыкат глазами. Он приходил на объект раньше нас, подготавливать котел. Справлялся со своей работой здорово, не жаловался, что перерабатывает. Мы взяли его в бригаду как подсобного рабочего, потому что раньше он был шофером и ничего по строительству делать не умел. Витька считал себя докой и был быстр на руку. Случалось, косячил. Из-за этого иногда мы спорили. Меня, как бугра, уважали, если что не ясно, всегда спрашивали моего совета. Я, хоть и сам никогда не был профессиональным строителем, пытался выстроить ритм работы на перспективу, дабы не запариться на объекте. И, по какому-то внутреннему убеждению, периодически внушал друзьям по работе, что время – деньги.
Жирный хвост дыма над котлом, выползая из жерла трубы, сворачивался в бесформенное облако и расползался темными отрепьями по железобетонным корпусам комбината. Внизу колесил трактор «Беларус» с телегой. Тракториста звали Саня. Он иногда подъезжал к нам поболтать. Витьке нравился этот парень. Щупленький, безобидный, он уже неделю готовился к свадьбе. Невеста, девушка из деревни, жила в общежитии. Саня звал ее Галчонком и намеревался после свадьбы забрать к себе в двухкомнатную хрущевку, где жил с родителями.
– Вон, Саня катит, – сказал Витька. Я глянул вниз и убедился, что трактор приближается в нашу сторону.
– Сейчас за рубероидом поедем на очистные.
Саня поднялся на крышу по пожарной лестнице.
– Митрич (так звали прораба) сказал, ехать на очистные за рубероидом.
– На телеге что ли? – спросил Витька.
– А на чем еще? – безапелляционно ответил тракторист.
Очистные располагались за территорией комбината, на уступе огромного почти отвесного яра. То, что отходы химического производства транспортировалась в прекрасную широкую реку, по советским да и по нынешним временам вроде бы приемлемо. Вода стерпит и все смоет. Но почему рубероид складировали на очистных? Там смрад кругом, даже вороны облетали, боялись задохнуться.
Пыльная дорога круто спускалась к речной долине. В нескольких метрах от начала спуска к ней примыкал перекресток, вдали которого угрюмо маячили корпуса очистных сооружений. Мы уселись на бортах телеги. Жизнерадостный тракторист, туда, похоже, ни разу не ездил. Катался по асфальтированной территории между цехами на горизонтальном ландшафте и не пылил. Витька Мошкин, приладился на передний борт, мы с Серегой разместились по боковым бортам. Когда трактор взял резко вниз, Серега вдруг как заорет:
– Да у него тормозов нет. Сигай! – и соскочил с телеги.
Глянув на Витьку, которому «сигать» было несподручно, я из товарищеской солидарности, спрыгнул не сразу. Кабина трактора стала переворачиваться, а телега все ехала. Испугался, повернулся, не помня себя, перекинул ноги через борт и… приплыл. В то мгновенье, когда падал, судьба ухмыльнулась каверзным оскалом. Боясь угодить под задние колеса, стопу поджал, подвернул. Будто кто-то дернул за левую ногу. В результате – вывих, да еще и с переломом. Крутанулся по пыльному бездорожью, сижу, очумело взираю на произошедшее. Телега встала. Сверху семимильными шагами топает длинноногий Серега, вопит:
– Где он?.. – на его лице читается явная готовность сварганить из тракториста антрекот. Но, выскочив из-за телеги, Серега, как вкопанный, замер от увиденного.
Кабина трактора лежала на боку. Трехмерное измерение, в котором мы грешные очутились, предполагало наличие в пространстве кабины тракториста, из которого Серега изо всех сил только что хотел изготовить отбивную. Однако Саня там по какой-то мистической причине отсутствовал.
Дышло телеги – жесткий конусный прицеп из труб – проткнуло кабину насквозь. Серега смотрит на Витьку. Тот оседлал передний борт телеги, намертво вцепившись в него обеими руками. Вопрос: «Где он, этот гребаный пи…пи?..» из уст Сереги звучит едва слышно. Раскрыв рот, он заглядывает под телегу. И пучеглазость на чумазом лице его превратилась в фары.
Из-под передней оси телеги в это время медленно, кряхтя, выползает лицо юного тракториста, еще более испачканное, чем у Сереги, зато невинное, как первый огурец. Увидев себя в центре внимания и вмиг сообразив о наших внутренних намерениях, он застонал.
– Ой!.. Ой!.. – непонятно, то ли в самом деле от боли, то ли от отчаяния. Штаны изодраны, весь в пыли, сам какой-то скукоженный. Вылупился на меня.
Первая попытка вгорячах подняться для меня увенчалась обжигающей болью.
– Все живы? – задаю идиотский вопрос.
– Живы! – оптимистично отвечает Мошкин сверху и добавляет, глядя на нарисовавшегося из-под телеги тракториста: – Пока!.. – Разжав пальцы, он оттолкнулся от борта и с ухмылкой пошоркал ладонями.
Саня зажал руки между ног. Лицо скорчилось, жалуется:
– Я, кажется, яйца раздавил.
Мошкин пулей вырос на земле.
– У тебя же завтра свадьба!?
– Да-а-а! В том-то и дело! – отчаянно подтверждает Саня. К ним подходит возбужденный Серега.
– Сам себя кастрировал!
Я снова хочу привстать, но не могу, больно. Спрашиваю через дорогу у Сани:
– Как ты там оказался?
– Выбросило. Крыша в