костюм, лицо искусно подрумянено, губы слегка подкрашены, на голове – ажурная каемка, руки и ноги чинно подвязаны ленточками. Тело было упаковано в последний путь. Гримерша отчиталась за выполненную работу:
– Золотой крестик я оставила на месте. Все, как видите, пристойно, красиво, – муж поблагодарил ее, и она ушла, кивком головы попрощавшись со всеми.
К вечеру появились двое крепких парней. Они занесли гроб в спальню, поставили на пол, рядом с тахтой. Подошли к телу. Один взял за руки, другой – за ноги, по-деловому подняли и ловко опустили в гроб. Затем, не церемонясь, быстренько вынесли и установили гроб с телом в зале. Выполнив работу, ушли, не попрощавшись.
Вокруг гроба уселись родные. Муж ушел в кабинет, дверь в который видна из зала. Присутствующие шепотом переговаривались между собой. Через несколько минут муж вышел. Все смотрели на него. С заплаканными глазами он подошел к портрету, висящему на стене, и обратился к собравшимся:
– В марте мы сочинили Вере на ее День рождения эти стихи, – муж показал на портрет, висящий на стене. – Они напечатаны здесь, на фотографии. Многие из вас читали. Все, наверное, знаете, как мы берегли Веру. Надеялись, что выздоровеет… А вышло вот как… – Он прервался, затаив дыхание, поднял к заплаканным глазам листок с написанными наспех строками и прочел, запинаясь от удушья:
Лежишь передо мной,
Одета по последней моде,
Безликой, вымытой, немой –
Свинцовой тенью на проходе.
Молитвами надежду согревая,
Мы долго колдовали у постели.
Доверчиво на небо уповая,
Бредовые кружили карусели.
Ни руки обожженные, ни свечи
Не справились с жестокою судьбой.
Ты точку рисовала целый вечер,
Под утро удалилась на покой.
С постели в гроб тебя швырнули
Два молодца, как вафельный мешок,
Как будто камень древний обогнули,
Лежащий на дороге поперек.
Не углядели, не успели, не дождались
Ни милости, ни Божьего прощенья –
Какую-то ничтожнейшую малость,
Ценою в жизнь любимого творенья!..
Единственная из присутствующих, Душа, заметила, что муж сквозь слезы никого не видел.
