Евгений Георгиевич Санин
ИСЦЕЛЕНИЕ ВЕЧНОСТЬЮ
Роман
Светлой памяти моего дедушки
Евгения Михайловича Калачёва
(в честь которого назвали меня родители),
положившего жизнь свою за Отчизну
и нас, ныне живущих, в 1943-м году под Смоленском…
«Грядущаго ко Мне не изжену вон…»[1]
(Ин.6,37)
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Закат на рассвете
Глава первая
1
— Что это?
Император Траян тяжелым хмельным взглядом посмотрел на срочно вызванного секретаря.
И брезгливым жестом показал на лежащий на столике около кувшина с двумя кубками вина листок.
— Обрывок папируса, цезарь! — недоуменно пожал плечами тот.
Разделявший с императором винную трапезу смотритель течения Тибра, его берегов и римских клоак Плиний Секунд Младший, племянник знаменитого ученого, погибшего во время извержения Везувия, неодобрительно хмыкнул.
— Я вижу, что это не пергамент! — сделав несколько больших глотков из кубка, согласно кивнул ему Траян. — И поэтому спрашиваю — что это?
Секретарь при этих словах по-солдатски вытянулся, и лицо его стало сразу строгим и озабоченным.
Мало того, что он был военным трибуном. Так еще и прошел неплохую школу работы секретарем во время правления двух прежних императоров. При первом из них, Домициане, чтобы не остаться без головы, нужно было мгновенно оценивать обстановку. Правда, при втором — престарелом и добродушном Нерве — можно было немного расслабиться. А при нынешнем, славящемся простотой и доступностью — он даже носилками не пользовался, в отличие от предшественников, ходя по Риму пешком, — и вовсе стал позволять себе легкие вольности. Но тут вдруг словно повеяло прежними страшными временами. Поэтому, сообразив, что дело, кажется, куда серьезнее, чем он ожидал, секретарь внимательно ознакомился с листком папируса и сказал:
— Судя по тому, что здесь упомянуто имя «Христос», надо полагать, что это из книги какой-нибудь христианской секты!
— Я понимаю, что это не из «Истории» или «Анналов» Корнелия Тацита — усмехнулся Траян и, снова поднимая кубок, приветливо кивнул своему сотрапезнику. — Если не ошибаюсь, твоего друга, мой дорогой Секунд?
— Да, достойнейший владыка! — благодарно наклонил голову Плиний.
Траян осушил кубок до конца и, подождав, когда Плиний наполнит его вновь, взглянул на секретаря еще более тяжелым взглядом.
И стукнул кулаком по обрывку папируса, проливая на него из кубка вино:
— А вызвал я тебя вот по какому поводу! Как ты думаешь, Титиний Капитон, где он был обнаружен?!
— Полагаю, где-нибудь в катакомбах или в другом месте их тайных сборищ, цезарь! — предусмотрительно делая полшага назад, осторожно ответил секретарь.
Кто-кто, а он прекрасно знал, какая тяжелая и меткая рука в бою и во время тренировок у этого императора-полководца.
— Так вот, — вытирая руку прямо о тунику, хмуро сказал тот. — Этот папирус найден — в моем дворце!
— Что?! — забывая осторожность, рванулся к столу секретарь.
— То, что слышал! — по-солдатски грубо рявкнул на него Траян. — Пять лет назад я возобновил закон, запрещавший тайные общества и косвенно касавшийся христиан. В этом году начал гонения, правда, не такие массовые, как при Нероне, а только по частным обвинениям, уже непосредственно против них. И вдруг, о боги! Что я вижу? Их следы ведут чуть ли не в мою спальню! Поэтому мне особенно важно знать, что было написано во всей этой книге!
— Я навел кое-какие справки, как ты того пожелал, владыка! — с поклоном обратился к нему Плиний. — Судя по некоторым фразам, это отрывок из написанной всего несколько лет назад книги под греческим названием «Апокалипсис». В ней некий христианский апостол Иоанн, или как с особым почтением называют его единоверцы, Богослов, описывает свое Видение или Откровение, которое было дано ему его Богом на острове Патмос, где он пребывал тогда в ссылке…
Прикрыв глаза, Плиний начал подробно рассказывать то, что передали ему сведущие люди.
— Так…
— Так.
— Так! — сопровождали его слова ничего хорошего не предвещавшие возгласы императора.
Траян слушал своего сотрапезника, и лицо его начало медленно наливаться кровью.
— Цезарь! — воскликнул секретарь, начиная беспокоиться за здоровье императора. — У нашего Секунда прекрасный слог, отличные знания и завидная память! Прикажи ему самому взяться за писание истории и — клянусь Юпитером — он превзойдет умением своего великого друга!
Траян жестом остановил хитрого секретаря, пытавшегося свести бурное течение горной реки разговора в более спокойное, равнинное русло.
— У меня свои планы касательно его будущего, — недовольно сказал он. — А что касается этого клочка папируса…
Император с минуту помолчал и, наконец, сказал:
— Я утрудил моего дорогого Секунда просьбой несколько глубже разобраться с ним. И заодно хотел посоветоваться с тобой — стоит ли вообще обращать на него внимание. Но прихожу вот к какому выводу. Эти христианские проповедники, или, как я сейчас слышал, апостолы — несмотря ни на что, обошли весь мир. Повсюду основали свои общины…
Траян грозным взглядом — как будто это он был повинен в этом — посмотрел на секретаря.
— И если такая книга, где о Риме говорится в уничижительном, а точнее — уничтожающем его смысле, дойдет до всех городов, то что толку тогда от всех моих военных походов и громких побед? Там нас сразу перестанут бояться! Больше того — будут просто смеяться над нами! Поэтому дело с этим, казалось бы, ничтожным клочком папируса принимает куда более серьезный оборот и, более того — государственное значение! Немедленно вызвать ко мне префекта претория! — приказал он.
И отставил в сторону кубок, что бывало с ним крайне редко после того, как он уже приложился к нему…
2
С железнодорожным билетом в кармане — тяжелая дорожная сумка с портативной пишущей машинкой на левом плече — Александр Калачев вышел из дома и направился к автобусной остановке. Возраст его был таков, когда с равной долей справедливости к мужчине можно обращаться и молодой человек, и парень. Он шел с улыбкой, радуясь солнечному весеннему утру и предстоящей дальней поездке, на которую возлагал столько надежд…
Внезапно дорогу перечеркнула белая линия скорой помощи. Она отъехала от дальнего подъезда его дома, оставив около него целую толпу возбужденных людей. Александр приостановился и спросил у одного из знакомых — что случилось?
— Да вот, — ответил тот. — Геннадий Иванович выбросился из окна и разбился!
— Так он ведь на первом этаже живет! — удивился Александр, вспоминая трудолюбивого старичка соседа. Он вечно был занят тем, что собирал по помойкам и везде,
