— Да, мисс Лессинг? Уверен, ваше впечатление будет весьмаинтересным.
— Мне казалось, что его раздражение, если можно таквыразиться, было не совсем обычным. Дело в том, что с подобными неурядицами втой или иной форме мы уже встречались и раньше. В прошлом году Виктор Дрейк былздесь, у него были неприятности, мы отправили его в Южную Америку и только вотв июне он телеграфировал домой насчет денег. Как отнесся к этому мистер Бартон,мне было хорошо известно. Мне показалось, его раздражение вызвало главнымобразом то обстоятельство, что телеграмма пришла в тот момент, когда онполностью был занят приготовлениями к предстоящему банкету. Словно новые заботыпомешали бы ему подготовиться к ужину.
— Вам не приходила мысль, что в этом банкете было нечтонеобычное, мисс Лессинг?
— Приходила. Мистер Бартон из-за него стал в высшей степенистранным. Он так волновался — словно ребенок.
— Не думали ли вы, что этому банкету, возможно, придаваласькакая-то особая цель?
— Вы хотите сказать, что он был копией банкета,состоявшегося год назад, когда миссис Бартон покончила с собой?
— Да.
— Откровенно скажу, мысль повторить банкет показалась мневесьма сумасбродной.
— Джордж не делился с вами никакими соображениями, непосвящал вас в свои планы?
Она покачала головой.
— Скажите, мисс Лессинг, у вас никогда не возникали сомнениянасчет того, что миссис Бартон совершила самоубийство?
Она изумилась.
— Нет.
— Джордж Бартон не говорил вам, что, по его мнению, его женабыла убита?
Она глядела на него в немом изумлении.
— Джордж так считал?
— Вижу, для вас это новость. Да, мисс Лессинг. Джорджполучил анонимные письма, в которых утверждалось, что его жена не совершиласамоубийство, но была убита.
— Так вот почему он сделался этим летом таким странным. Я немогла понять, что с ним творится.
— Вы ничего не знали про эти анонимные письма?
— Ничего. Их было много?
— Он показывал мне два.
— И я ничего не знала о них!
В голосе послышалась обида.
Он пристально посмотрел на нее и спросил:
— Итак, мисс Лессинг, что вы скажете? По-вашему, возможно,чтобы Джордж покончил с собой?
Она покачала головой.
— Нет, никогда.
— Но вы же сказали, что он был взволнован, расстроен?
— Да, но он уже некоторое время был таким. Теперь я понимаюпочему. И понятно теперь, почему он так волновался из-за вчерашнего банкета.Должно быть, у него были какие-то свои соображения — он, видимо, надеялсявоссоздать прежнюю обстановку и таким образом узнать что-нибудь новое. БедныйДжордж, это-то его и погубило.
— А что вы скажете о Розмари Бартон, мисс Лессинг? Выпо-прежнему думаете, что причиной ее смерти было самоубийство?
Она нахмурилась.
— Я никогда не помышляла ни о чем другом. Оно казалось такиместественным.
— Депрессия в результате инфлюэнцы?
— Может быть, что-нибудь и еще. Она была такая несчастная.Сразу было видно.
— И догадываетесь о причине?
— Хм… да. По крайней мере, думаю, что догадываюсь. Конечно,я могу ошибиться. Такие женщины, как миссис Бартон, видны насквозь — они неумеют скрывать своих чувств. Слава богу, мне кажется, мистер Бартон ничего неподозревал. О, да, она была очень несчастна. А в тот вечер, я знаю, у нее,помимо инфлюэнцы, ужасно болела голова.
— Откуда вы знаете, что у нее болела голова?
— Я слышала, она говорила об этом леди Александре в туалете,где мы раздевались. Она жалела, что у нее не было таблеток Фейвра, и, по счастью,у леди Александры оказалась одна, которую она ей и дала. Рука полковника Рейсазастыла в воздухе.
— И она взяла ее?
— Да.
Он поставил бокал, не попробовав вина, и взглянул на своюсобеседницу. Девушка выглядела спокойной и не осознавала смысла сказанного. Ноее слова имели особое значение. Они означали, что Сандра, которой с ее места застолом было весьма трудно положить незаметно что-нибудь в бокал Розмари,изобрела иную возможность всучить ей отраву. Она могла подсунуть ее Розмари ввиде таблетки. Обычно, чтобы таблетка растворилась, требуется несколько минут,но, возможно, на этот раз была какая-то особая упаковка; она могла бытьобернута в желатин или другое подобное вещество. И Розмари могла проглотить еене с разу, а спустя некоторое время.
Он резко спросил:
— Вы видели, как она приняла ее?
— Простите?
По ее растерянному лицу он понял, до нее начинает доходитьсмысл ее слов.
— Вы видели, как Розмари Бартон проглотила эту таблетку?
Руфь немного испугалась.
— Я… нет, не видела. Она просто поблагодарила ледиАлександру.
Разумеется, Розмари могла сунуть таблетку в сумочку, апотом, во время кабаре, когда головная боль стала сильнее, бросить ее в бокал сшампанским. Гипотеза… чистая гипотеза… но вполне вероятная. Руфь прошептала:
— Почему вы спрашиваете меня об этом?
Полные вопросов глаза испуганно забегали. Он внимательнопосмотрел на нее, и ему показалось, что мысль ее заработала.
— О, я понимаю. Я понимаю, почему Джордж купил этотзагородный дом по соседству с Фаррадеями. Понимаю, почему он не рассказал мнеоб этих письмах. Мне казалось совершенно невероятным, что он не рассказал. Но,безусловно, если он им поверил, значит, один из нас, один из сидевших за столомпяти людей, должен быть убийцей его жены. Возможно… возможно, он и меня считалубийцей.
Самым что ни на есть дружелюбным тоном Рейс спросил:
— У вас были причины убивать Розмари Бартон? Сперва ондумал, что она не расслышала вопроса. Она сидела неподвижно опустив глаза.Неожиданно она вздохнула, вскинула глаза и посмотрела прямо на него.
— О таких вещах никому говорить не захочется, — сказала она,— но я думаю, вам лучше узнать. Я была влюблена в Джорджа. Я была влюблена внего задолго до того, как он встретил Розмари. Не думаю, чтобы он это знал, —безусловно, не знал. Он ценил меня, очень ценил, но это было совсем другоедело. Я часто думала, что могла бы быть ему хорошей женой, могла бы сделать егосчастливым. Он любил Розмари, но не был с ней счастлив.
