Ожерелье танцовщицы
Жена приходского священника вышла из-за угла своего дома,примыкавшего к церкви, сжимая в руках охапку хризантем. Комья жирной садовойземли пристали к подошвам ее грубых башмаков; на носу были пятнышки такого же происхождения,но она этого не подозревала.
Ей пришлось немного повозиться, открывая заржавленныеворота, наполовину сорванные с петель. Налетевший порыв ветра сдвинул еепотертую фетровую шляпу, придав ей еще более лихой излом, чем раньше.
— Ах ты, пропасть! — сказала Банч.
В порыве оптимизма, вызванного рождением малютки, родителипоэтично нарекли ее Дианой, но никто с самого раннего возраста не называл ееиначе, как Банч. Придерживая хризантемы, она пересекла церковный двор и подошлак дверям храма.
Ноябрьский воздух был сырым и теплым. По небу проносилисьоблака, оставляя там и сям голубые просветы. В церкви было темно и холодно: тамтопили только во время службы.
— Бррррр! — выразительно произнесла Банч. —Придется поторопиться, если я не хочу здесь окоченеть до смерти.
С быстротой, приобретенной благодаря постоянной практике,она собрала все необходимое: вазы, кувшин с водой, подставки для цветов.«Хотелось бы мне, чтобы у нас были лилии, — подумала Банч. — Мне такнадоели эти чахлые хризантемы».
Ее ловкие пальцы проворно размещали цветы, и в скоромвремени убранство церкви было завершено. В нем не было и намека наоригинальность или артистичность, но и в самой Банч Хармон не было ничегооригинального и артистичного. Однако цветы придали церкви очень уютный иприветливый вид. Осторожно неся вазы, Банч поднялась в боковой придел инаправилась к алтарю. В этот момент выглянуло солнце.
Его лучи пробивались сквозь сине-красную гамму витражей,украшавших восточное окно, дар богатого прихожанина викторианских времен.Впечатление было неожиданным и удивительно ярким. «Как драгоценныекамни», — подумала Банч. Вдруг она остановилась, глядя прямо перед собой.На ступенях, ведущих к алтарю, лежала какая-то темная, скорчившаяся фигура.Стараясь не помять цветы, Банч положила их на пол, подошла ближе и наклонилась.Это был мужчина, лежавший ничком. Банч опустилась рядом с ним на колени имедленно перевернула его лицом кверху. Ее пальцы нащупали пульс; он был такойслабый и неровный, что не оставлял места для сомнения, так же как и зеленоватаябледность лица: Банч поняла, что человек при смерти.
Ему можно было дать лет сорок пять; одет он был в темныйпотрепанный костюм. Опустив его безвольную руку, которую она подняла, чтобыпощупать пульс, Банч посмотрела на вторую руку человека: он держал ее на груди,сжав в кулак. Банч пригляделась и увидела что-то вроде тампона или платка,который пальцы человека крепко прижимали к груди. Вокруг все было покрытобурыми пятнами: засохшая кровь, догадалась Банч. Она присела на корточки инахмурилась.
Глаза человека, до сих пор закрытые, внезапно раскрылись иостановились на лице Банч. Взгляд его не был блуждающим, бессознательным, онказался живым и осмысленным. Губы шевельнулись; наклонившись вперед, Банчуслышала только одно слово:
— Убежище.
Ей показалось, что слабая улыбка осветила лицо человека,когда он выдохнул это слово. Не было сомнения в том, что именно он произнес,потому что он повторил:
— Святое… убежище.
Затем он тихо, протяжно вздохнул, и глаза его закрылись.Банч опять нащупала его пульс. Он все еще бился, но стал более слабым ипрерывистым. Она решительно встала.
— Не двигайтесь, — сказала она, — и непытайтесь встать. Я иду за помощью.
Человек снова открыл глаза; теперь его внимание былоприковано к радужным лучам, пробивавшимся сквозь восточное окно. Он пробормоталчто-то, но Банч не разобрала. Это напоминало, с удивлением подумала она, имя еемужа.
— Джулиан? — переспросила она. — Вы пришлисюда, чтобы встретиться с Джулианом?
Ответа не последовало, мужчина лежал с закрытыми глазами;дыхание медленно, тяжело вырывалось из его груди.
Банч повернулась и быстро вышла из церкви. Бросив взгляд насвои часы, она удовлетворенно кивнула; так рано доктор Гриффитс не мог ещеуйти. Его дом был в двух шагах от церкви.
Она не стала ни звонить, ни стучать; прошла через приемную ивошла прямо в кабинет.
— Вам придется сразу пойти со мной, мистерГриффитс, — сказала Банч. — В церкви умирает человек.
Несколько минут спустя, бегло осмотрев умирающего, докторподнялся с колен.
— Можно перенести его в ваш дом? — спросилон. — Мне было бы удобнее наблюдать его там, хотя, по правде сказать,надежды все равно нет.
— Конечно, — ответила Банч. — Я пойду вперед,чтобы все подготовить, и пришлю Харпера и Джонса. Они помогут вам отнести его.
— Спасибо. Я позвоню от вас, чтобы прислали санитарнуюмашину, но боюсь, что пока она придет…
Он не закончил.
— Внутреннее кровоизлияние? — спросила Банч.Доктор кивнул.
— А как он попал сюда? — поинтересовался он.
— Скорее всего пробыл здесь всю ночь, — подумав,ответила Банч. — Харпер открывает церковь по утрам, когда идет на работу,но обычно он не входит туда.
Минут пять спустя, когда доктор Гриффитс положил телефоннуютрубку и вернулся в комнату, где раненый лежал на поспешно приготовленной кушетке,он застал там Банч, которая принесла таз с водой и убирала после осмотра.
— Все в порядке, — сказал Гриффитс, — явызвал санитарную машину и сообщил в полицию.
Он стоял нахмурившись и смотрел на умирающего. Тот лежал сзакрытыми глазами, левая рука его конвульсивно сжималась и разжималась.
— В него стреляли, — сказал Гриффитс, —причем с очень близкого расстояния. — Он скомкал свой платок и заткнул имрану, чтобы остановить кровотечение.
— Мог он далеко уйти после этого? — спросила Банч.
— О да, это вполне возможно. Известны случаи, когдасмертельно раненные люди поднимались и шли по улице, как будто ничего неслучилось, а пять или десять минут спустя внезапно падали. Поэтому нельзяутверждать, что в него стреляли в церкви. О нет, это могло произойти и нанекотором расстоянии от нее. Конечно, не исключено, что он сам выстрелил всебя, уронил револьвер, а потом, шатаясь, добрел до церкви. Но я не понимаю,почему он направился туда, а не к вашему дому.
— На этот вопрос, — сказала Банч, — я могуответить. Он сам объяснил свой поступок, произнеся: «Святое убежище».
