Никакого восхождения на вершину, только кино про шерпов.
— А Сунджо сегодня перебирается в лагерь носильщиков, — сказал Джош. — Иначе мы никак не сможем скрыть его от чужих глаз. Мы можем на тебя рассчитывать, Запа?
Запа кивнул.
Джош обратился к Сунджо:
— Капитан Шек и его ребята редко заглядывают к носильщикам, но на всякий случай тебе придется переодеться в их одежду и притворяться, что ты самый настоящий носильщик. Никакой новенькой американской снаряги и всего в этом роде. Носильщики выйдут наверх послезавтра, и ты отправишься с ними. Когда доберешься до промежуточного лагеря, где не появляются китайцы, то можешь переодеваться в свое. Пойдешь снова вниз — опять переодеваешься в носильщика и ни на шаг от носильщиков не отходишь. Если Шек тебя заприметит, привет семье.
— Привет семье? — переспросил Сунджо.
— Отправишься стучать кайлом по булыжникам, — объяснил я.
— Ой.
Обычно Сунджо такой веселый и солнечный, а тут его лицо исказила гримаса самого настоящего ужаса.
— Вот так-то, — подытожил Джош. — Запа ведет группу Т. Я веду группу П. А Па-Сан ведет группу В.
Я расстроился, конечно, что не пойду на вершину с отцом, но этого следовало ожидать. «Планы поменялись» — все наши отношения с Джошем описывались одной этой фразой. А еще я волновался на предмет Запы и Сунджо. «Чем меньше в воздухе кислорода, тем больше там паранойи», — писал Джош в одной из своих книг про альпинизм, и, признаться, я начал потихоньку на себе чувствовать его правоту.
Тут все дело было в Сунджо. Мне начало казаться, что ему-то и Запе только на руку, если я не зайду на вершину. Я не хочу сказать, что думал, будто они попытаются мне помешать, но любая ошибка, самая малая, случайная или подстроенная, может отправить меня вниз по склону. И никто ничего даже не заподозрит — в горах случаются несчастные случаи. Опасность преследует каждое восхождение. И если что-то случается, то виновником, как правило, объявляют некачественную снарягу, плохую погоду, недостаток удачи — что угодно, только не самих альпинистов.
— Вопросы есть? — спросил Джош.
У меня их имелось с полдюжины. К примеру: если Запа сумел раздобыть настолько безупречные поддельные документы, что смог одурачить китайцев на Мосту Дружбы, то с какой стати нам верить, что измочаленное свидетельство о рождении Сунджо — подлинник? Он запросто может быть на полгода моложе. А когда мой день рождения, Запа точно знал сам — он был на Аннапурне, когда мама звонила Джошу.
Или: Джош что, решил снизить риски, послав Сунджо наверх вместе со мной? Если я не дойду до верха, фирма Джоша все равно получит титул команды, которая завела на вершину Эвереста самого молодого в мире альпиниста. Сунджо был вписан в Джошев пермит. Ведь Джошу же плевать, кто из нас окажется наверху?
Но я промолчал. Я был так на всех зол и в таком расстройстве, что решил: будет лучше ничего не говорить.
— Только мы все равно не сможем ничего утаить от других альпинистов, — сказал Джей-Эр. — Финальная тропа на вершину — одна-единственная, и нам всем предстоит по ней пройти, друг за другом, как муравьям.
Джош ухмыльнулся.
— Не дрейфь. Когда группы П и В зайдут в Четвертый лагерь, их будет заботить только одно — где им взять следующий глоток кислороду.
— А что будет, когда они вернутся в базовый лагерь? — спросил Джей-Эр.
— Если они до этого побывают на вершине, им будет плевать, кто туда попал, а кто нет, — ответил Джош. — Главное — дать им хороший шанс. Ваша группа будет опережать их на четыре-пять дней. Когда подниметесь выше Четвертого лагеря, следите за тем, что говорите в эфире. Одна фраза — и вся гора будет знать, что мы задумали. Когда будете проходить мимо нас на пути вниз, молчите про вершину. Мы с этим потом разберемся.
— Другие альпинисты уже дважды побывали в ПБЛ, — не унимался Джей-Эр. — Они как минимум на неделю опережают нас по акклиматизации.
Он был прав. На вершину люди выходили обычно после третьего захода в ПБЛ. А наша команда была там только один раз.
— Если погода будет хорошая, мы попробуем закинуть их наверх пораньше, — сказал Джош. — Если будет плохая, им придется ждать в базовом лагере со всеми остальными. Мы не можем все сразу ломиться на вершину, там просто столько места нет.
А это означало, что другие альпинисты могут провести в базовом лагере еще недель шесть и только потом получить шанс пойти наверх. И я готов был руку дать на отсечение, что эта новость не придется им по душе.
НОЧЬ БЫЛА ОТВРАТИТЕЛЬНАЯ. Я никак не мог заснуть -все выдумывал способы, какими Запа и Сунджо могут сорвать мне восхождение, если им так захочется. Список получился удручающе длинный.
Наутро я вылез из палатки позднее обычного. Шел легкий снег. Я оделся и пошел в столовую, где застал Запу и киношников. Они обсуждали новый сюжет документального фильма.
(А может, они про меня говорили, пока я не вошел? Насчет паранойи Джош был прав на сто процентов...)
— Снова заболеваешь? — спросил Запа.
Держи карман шире, подумал я, а в ответ сказал, что лучше не чувствовал себя ни разу в жизни. Запа мне, кажется, не поверил. Я съел тарелку овсянки, потом присел за стол рядом с ними. Кроме нас в палатке никого не было, только повара убирались после завтрака.
— Доедай, и пойдем со мной, — сказал Джей-Эр, — научу тебя пользоваться камерой.
— Зачем?
— Потому что, скорее всего, ни я, ни Джек, ни Уилл не попадем на вершину. А кому-то надо твое восхождение снимать.
Они все были отличные альпинисты. Мне в голову не приходило, что они могут и не попасть наверх.
— Попробовать мы попробуем, — сказал Джек, — но кто может поручиться, что у нас получится?
— Я на Эвересте уже третий раз, — сказал Джей-Эр. — Самое высокое, куда я забирался, — местечко чуть выше Шестого лагеря. Мы повернули назад из-за погоды, и все. Я тебе дам одну из наших мини-камер. — Он посмотрел на часы. — Встречаемся с тобой и Запой у штаба через четверть часа, а потом идем в лагерь носильщиков — снимать.
Они встали и
