1
Ей натянули на лицо кожаную маску без прорезей для глаз.
Она поморщилась, но противиться не стала. Месяц назад другая Роженица рассказала, что это стандартная часть процедуры.
– Маска? – переспросила она тогда и чуть не рассмеялась, представив, как это выглядит. – Зачем нужна маска?
– Ну как? Чтобы ты ничего не видела, – девушка перешла на шепот. Эти вещи не разрешалось обсуждать.
Она удивилась еще сильнее:
– Зачем все это?
– Не хотят, чтобы ты увидела Плод, когда он выйдет, – ответила девушка, кивнув на округлившийся живот соседки. – Ну, когда родишь.
– А ты уже рожала?
– Дважды.
– И… как это было?
Вопрос был дурацкий: им все объясняли на занятиях. Показывали процесс производства Плода на схемах, заставляли учить инструкции. Но все-таки одно дело теория и совсем другое – впечатления живого человека. К тому же Правила все равно уже были нарушены.
– Второй раз полегче: не так больно, – заметив, что собеседница замолкла, девушка подняла брови. – Тебя не предупреждали, что будет больно?
– Сказали, будет «неприятно».
– А, ну-ну, – хмыкнула девушка. – Интересный выбор слова. Короче, да, второй раз менее «неприятно». И побыстрее идет.
– Роженицы! – донеслось из громкоговорителя. – Следите за языком. Не нарушайте Правила.
За соседними столами раздались понимающие смешки. Видимо, девушки нередко делились здесь опытом, тем более что других тем для разговоров не было. Но после оклика все замолчали, вспомнив, что в стенах столовой есть микрофоны, так что их всегда кто-то слушает.
Она зачерпнула ложкой суп. В Родильном Доме всегда кормили вкусно и сытно; за питанием Рожениц тщательно следили. Впрочем, в коммуне тоже с едой не было проблем: в жилище Семейной Ячейки, где она росла, ежедневно доставляли продукты.
Ее жизнь изменилась в двенадцать лет – в день, когда она получила Назначение Роженицей. Сначала учителя математики, биологии и права перестали требовать от ее группы прилежания. Для всех стало меньше контрольных и домашних заданий, а на нее и вовсе перестали обращать внимание. В свою очередь, в ее расписании уроков появились предметы «Питание» и «Здоровье», а количество занятий физкультурой на воздухе удвоилось. К диете добавили специальные витамины. Полтора года спустя, после анализов, осмотров и подготовительных занятий ее признали готовой. Это значило, что нужно покинуть жилище своей Семейной Ячейки и переселиться в общежитие при Родильном Доме.
Переезд из одной части коммуны в другую прошел легко: у нее не было никаких вещей. Одежду выдавали в Центре Распределения, а учебники принадлежали школе. Велосипед, на котором она ездила в школу, забрали в ремонт, чтобы затем передать девочке помладше.
В последний вечер в жилище устроили прощальный ужин. Брат, который был старше на шесть лет, уже давно начал Обучение в Департаменте Юстиции, и с ним разрешалось видеться только на публичных мероприятиях. Он стал чужим. Так что ужин накрыли на троих: она и Отец с Матерью, которые ее вырастили. За столом повспоминали прошлое, посмеялись над случаями из раннего детства – например, как она выбросила ботинки в кусты и пришла домой из Детского Центра босая.
Под конец ужина она поблагодарила родителей за воспитание и спросила:
– Вам было стыдно, когда меня назначили Роженицей?
Ей и самой мечталось о каком-нибудь более престижном Назначении. Когда брата взяли в Департамент Юстиции, родители очень гордились: туда принимали только самых умных. Но она в школе не блистала.
– Нет, – отозвался Отец. – Мы доверяем Комитету. Каждому дают Назначение, с которым он справится эффективнее всего.
– К тому же стать Роженицей – это честь, – добавила Мать. – Именно Роженицы производят нас на свет.
Затем ей пожелали успехов. Жизнь родителей тоже менялась: теперь им предстоял переезд в дом для Бездетных Взрослых.
На следующий день она отправилась в общежитие при Родильном Доме, где заселилась в подготовленную для нее комнатку. Из окна виднелась школа, где она еще недавно училась, и игровое поле напротив. Вдалеке, на границе коммуны, блестела река.
Несколько недель спустя, когда она освоилась и познакомилась с соседками, ее наконец вызвали на Оплодотворение.
Она не знала, чего ждать, и поэтому нервничала. Но процедура, к ее облегчению, оказалась быстрой и безболезненной. Почти незаметной.
– Что, уже все? – удивилась она, когда техник жестом велел ей подниматься со стола.
– Все, – подтвердил он. – Приходите через неделю на анализ и сертификацию.
Она удивленно хмыкнула. В инструкции, которую ей выдали, не было никаких подробностей.
– А что за сертификация? – спросила она.
Техник, который убирал инструменты Оплодотворения, явно торопился. Видимо, за дверью ждали другие.
– Посмотрят, закрепился ли Плод, – нетерпеливо ответил он. – Если да, получите сертификат Роженицы. Еще вопросы есть? – он уже направился к двери. – Если нет, то вы свободны.
* * *
Теперь, девять месяцев спустя, это вспоминалось как далекое прошлое. Она лежала с кожаной маской на глазах и старалась глубоко дышать, согласно инструкции. «Неприятно» стало уже несколько часов назад, но сперва ощущения накатывали и отступали, а теперь стали непрерывными. Лицу под маской было жарко. Она пыталась расслабиться, как ее учили: вдох, выдох, продолжать. Неприятные ощущения игнорировать.
«Это не просто неприятные ощущения, – думала она. – Это самая настоящая боль».
Тужась, она издала негромкий стон, выгнула спину и сдалась обрушившейся на нее темноте.
Ее звали Клэр. Ей было четырнадцать лет.
2
Что-то, видимо, пошло не так. Рядом толпились и переговаривались люди; она слышала их сквозь темноту и боль. В голосах звучало беспокойство. Ее снова и снова проверяли какими-то холодными инструментами.
Кто-то нажал на кнопку рядом с ее локтем, и вокруг запястий защелкнулись обручи. На содрогающийся живот опустился какой-то аппарат. Ее тело вспорола жуткая боль; она вскрикнула.
Руки были прикованы к кровати. Пошевелиться было невозможно. Неужели это по инструкции? Она хотела спросить, но голос не поддавался; получался лишь хрип, который никто не слушал.
– П-помогите, – произнесла она, но внимание техников, судя по всему, было приковано к Плоду. Она их больше не волновала. Руки и инструменты копошились у приподнятой середины ее тела. С первой судороги прошло несколько часов, которые состояли из изнуряющей, ритмически нарастающей боли.
