вышли из палатки. Я глянул на Запу:
— Джоша видел?
— Он пошел со своими на гору — тренироваться. Видимо, я состроил недовольную мину — Запа некоторое время разглядывал меня молча, потом спросил:
— Ну, что ты думаешь теперь про Джоша? Вы некоторое время провели вместе...
— Да ну, это разве время, — сказал я, уходя от ответа. Запа отхлебнул из кружки:
— Понимаешь, в чем дело: он бы и рад по-другому, но не может.
— Ты о чем?
— Он нашел себя в скалолазании. Он действительно блестящий альпинист, каких мало. И влюблен в это дело по уши. Не всякому удается найти себе такое занятие.
— А когда ты постарел и больше не можешь ходить в горы — что делать?
Запа рассмеялся:
— Обычно альпинисты не доживают до старости.
— Ну, ты дожил.
— Так я бросил ходить в горы.
— А почему?
— Дети выросли, деньги мне больше были не нужны.
— Ну ты же не только ради денег в горы ходил.
— Еще бы, но если бы мне не платили, я бы шагу наверх не сделал. Ты-то лазаешь ради интереса, а шерпы — ради денег для семьи.
— Так ты здесь, чтобы научить Сунджо работать шерпом.
— Нет. Я здесь, чтобы Сунджо никогда не пришлось работать шерпом.
— В смысле?
— Я знаю, ты зол на меня, что я не раскрыл тебе свои планы с Сунджо. А еще ты зол на Сунджо, что он не сказал тебе, что я его дед.
— А какое все это имеет отношение к тому, что ты только что сказал? Что ты не хочешь, чтобы Сунджо стал шерпом?
— Сначала ни я, ни Сунджо не могли всего сказать. Он сам не знал, что у меня на уме, я ему открылся только в ПБЛ. А я ему тоже ничего не мог сказать, пока не увидел своими глазами, как он работает на горе. Если он взойдет на вершину, о нем станут говорить везде в Непале, его будут знать в каждом доме — и благодаря этому он сможет вернуться в школу. И, надеюсь, ему больше никогда не придется ходить в горы.
— А его свидетельство о рождении подлинное?
— Да. Сунджо старше тебя на неделю.
— А что, если я тоже взойду на вершину? Запа пожал плечами.
Я надеялся на другой ответ.
— Я знаю, что ты хочешь сказать, — сказал я. — Никогда нельзя заранее сказать, кого гора пустит, а кого нет.
Запа улыбнулся, встал из-за стола.
— Увидимся у штаба, — сказал он и вышел из палатки.
— Я взойду на вершину, — сказал я ему вслед. Разговор был странный, но по неясной причине благодаря ему я смог прийти в себя. Я вдруг снова осознал, что скалолазание, хотя в твоей команде может быть много других людей, — все равно индивидуальный спорт. Твои ноги, руки, мускулы, выносливость, воля — только твои, никто их у тебя не отнимет. Товарищ по команде может тебя подбадривать, даже удержать тебя от падения в пропасть, но никто не сможет завести тебя на вершину — только ты сам. Только ты сам.
Завтрак я доедал в куда более приподнятом настроении. У штаба меня ждали киношники и Запа, а вот Холли не было.
— Она уже в лагере носильщиков, — объяснил Джей-Эр. — Доктор Кригер выдала для Сунджо кое-какие лекарства, но сама она не могла сходить к нему — капитан Шек сразу бы понял, что дело нечисто. Доктора альпинистов не лечат носильщиков. Поэтому послала Холли.
Видимо, гора преобразила не одного меня. С тех пор как мы поднялись в ПБЛ, Холли было не узнать. И из слов Джей-Эра было ясно, что не я один это заметил. Говорила она все так же крикливо и одевалась так же по-уродски, но в ПБЛ она за мной ухаживала, а теперь помогала Сунджо. Не думаю, что она согласилась бы носить кому-либо лекарства в тот день, когда впервые прибыла в базовый лагерь.
Джей-Эр протянул мне крошечную камеру, размером с кусок хлеба.
— Выглядит на первый взгляд невзрачно, — объяснил он, — но на большой высоте работает надежно, да и видео снимает очень хорошее. Качество ниже, чем у нашей обычной камеры, но ее мы не сможем затащить наверх — слишком тяжелая.
Он показал мне, как наезжать и отъезжать, как кадрировать, как пользоваться встроенным микрофоном, как менять карту памяти. На каждую карточку можно было записать ролик длиной около часа.
— Если надо записывать голос, нужно стоять как можно ближе к говорящему, — добавил Джек. — Особенно если сильный ветер. При этом все равно придется орать.
— Считай, что до самого конца восхождения это твоя личная камера, — сказал Джей-Эр. — Если нам будет удача и мы зайдем на вершину, будем там снимать другой, у нас есть еще одна. А ты знай упражняйся с этой. Самое сложное — нажимать нужные кнопки в рукавицах. Так что упражняйся, надев рукавицы. Если тебе придет в голову снять рукавицы выше Пятого лагеря, у тебя сразу отвалятся пальцы, и всю оставшуюся жизнь ты будешь вызывать лифт носом.
Какие радужные перспективы!
— А что я должен снимать?
— Ну как что? Нашу историю, — сказал Уилл.
— Какую такую историю? Про что?
— Ха, в этом весь вопрос, — ответил Джей-Эр. — Весь кайф, так сказать.
— И вся тайна, — добавил Джек.
— Джош нанял нас снимать тебя, — продолжил Джей-Эр. — А теперь в группу добавился Сунджо, и вся история поменялась. Если ни ты, ни Сунджо не сумеете зайти на вершину, история изменится снова. Тогда это будет история про то, как вы не смогли зайти наверх. Про то, что вас остановило. Может, про вашу дружбу...
(Хороша дружба, подумал я, особенно сейчас. Но не стал этого говорить вслух.)
— ...А может, про Сунджо и Запу, а может, про тебя и про Джоша. Штука в том, что мы не поймем, про что наша история, пока не узнаем, чем она заканчивается. Сейчас мы можем только разные подробности снимать. А когда мы все снимем, настанет этап монтажа, когда мы будем собирать наш документальный фильм,
