Я смеюсь. Если бы он не был вымышленным, мы наверняка быстали друзьями.
— Что ж, давай посмотрим... Мне — ничего. Но другим... онлибо обворовал их, либо убил. Ничего особенного, полагаю.
Она смотрит на меня с недоверием.
— Ты правда читал книгу? Потому что у него были вескиепричины…
Ммм... Как я люблю этот огонь.
— А... Так есть веские причины для убийства? Прости. Незнал.
— Иногда. Даже наша судебная система учитывает ситуации,когда есть смягчающие обстоятельства.
— Хм... Да, наша непогрешимая судебная система.
— И церковь тоже. Она прощает людей, которые убивали, если уних не было выбора.
— Ладно, не начинай про церковь...
— Ты самый циничный человек, которого я когда-либовстречала.
— Просто реалист.
— Может, в этом твоя проблема с моими родителями? Ты,случайно, не говорил им всю эту фигню?
Ее слава становятся нечеткими, потому что она все больше ибольше возбуждается, и я борюсь с улыбкой, угрожающей расплыться на моем лице.
— Я едва поздоровался с ними.
— Потому что моим родителям нравятся все... Даже Тейлор. Яникогда раньше не видела их такими.
Потому что раньше ты никогда не приводила домой демона.
— Не знаю, что сказать. Люди просто реагируют на меня такиногда.
Я наблюдаю за румянцем, появляющимся на ее щеках. Ее реакцияработает на меня. И пиво, похоже, расслабляет ее немного.
Мы довольно долго просто сидим, пока она не поднимает взглядна меня, а я не отвечаю ей тем же.
Наконец я говорю:
— Твоим родителям нравится Тейлор? Серьезно?
Я вижу, как тяжелеют ее веки.
— Она их раскусила. Они любят ее розовые волосы.
Теперь я позволяю себе улыбку.
— Так вот оно — решение моей проблемы. Мне нужны розовыеволосы!
Фрэнни смеется... так искренне... И это шевелит что-то вомне, заставляя чувствовать себя... живым. Она опирается на спинку кровати, еесмех все больше похож на хихиканье, и закрывает глаза. Две бутылки пива натакой вес.
— Ммм... ну да. Это очень подошло бы к твоим красным глазам,— сонно говорит она.
Мои красные глаза? Она наблюдательна. Но на самом деле это яне могу оторвать глаз от нее. Ее дыхание становится медленным и глубоким, когдаона проваливается в сон, а я все смотрю.
Я вновь чувствую всепоглощающее желание, которое ужестановится мне старым другом. Но есть кое-что еще... на краю этого желания. То,что я не могу признать.
Я мог бы овладеть ей сейчас, если бы захотел. И часть менякричит мне взять... ее тело. Но другая часть, связанная с тем чувством, тожекричит. Она просит ее душу. Я могу получить и ее тоже... прямо сейчас. И еслибы я сделал это, мы были бы с ней вместе... во всех отношениях... навеки.
Но она еще даже не отмечена. Она должна заработать своеместо в Аду. И вообще, у меня нет никаких прав на ее душу... кроме того, что яее хочу. Я знаю, что Он тоже ее хочет. И Мой Король имеет на нее планы.
Но это не может помешать мне попробовать... Она не запомнитэтого, она даже не узнает об этом. Я сижу в течение нескольких минут, глядя нанее, и спорю с самим собой. Но, в конце концов, мое нездоровое любопытствопобеждает, и я сдаюсь, прислоняясь к спинке кровати рядом с ней, закрываюглаза, сосредотачиваясь. Я собираю всю свою сущность и чувствую, как оставляю телои проникаю во Фрэнни сквозь чуть приоткрытые губы.
Первое, что поражает меня, — то, насколько мне здеськомфортно. Обычно овладение происходит жестко и сопровождается ощущением клаустрофобии,но в этот раз... в этот раз мне приятно. Нет, не приятно... нормально. Япрокладываю себе путь в ее мысли... не для того, чтобы управлять... просточтобы взглянуть. Я хочу знать надежды Фрэнни, страхи, тайные желания. Но впоследнюю секунду я отступаю. Потому что это неправильно. Потому что этовторжение в ее личную жизнь.
Я смеюсь над самим собой. Как будто я этого еще не сделал.Разве овладение — это не вторжение в личную жизнь?
Вместо этого я ищу ее сущность, ее душу. И когда я нахожуее, у меня перехватывает дыхание. Я никогда не видел ничего более красивого:переливчатое мерцание белого, серебристого, зеленного и голубого, словноперламутр. Так не похоже на потрепанные темные души из коллекции Бездны.Сладкий аромат гвоздики и смородины на моем языке и в моем дыхании. Но здесьесть даже больше... Запах глубокой надежды. И чего-то еще...
Моя запятнанная черная сущность кружит и обвивается вокругнее, и я смущен своей густой, маслянистой формой, несравнимой с ее шелком. Нонаш танец заставляет мое сердце парить.
Я позволяю себе быть с нею, и это выглядит так, будто онарада мне... будто она хочет меня. Теряю себя в ней, исследуя ее, пока мытанцуем. Когда она, дрожа, втягивает в себя воздух и стонет (от удовольствия?),я понимаю, что это, должно быть, единственное место, где мы действительно можембыть вместе. Я позволяю своей сущности придвинуться ближе и смешаться с ее. И втот момент, когда ее мерцающая белизна сплетается с моим черным глянцем, ячувствую... все. Я чувствую всепоглощающий порыв эмоций, которым нетназвания... во всяком случае, в Подземном Мире.
Вещи, которые я не могу идентифицировать или описать.
Я не могу даже объяснить, что чувствую... кроме того, чтоэто нечто, чего я никогда раньше не испытывал, нечто... реальное.
Она снова стонет и шепчет:
— Люк...
Этот звук — музыка для моих ушей, но также призыв кдействию.
Я должен выйти отсюда прежде, чем навлеку на себянеприятности. Но это почти нереально — заставить себя уйти. Практически противсвоего желания я заставляю мою сущность просачиваться меж ее губ, смакуя ихнежность. Когда я возвращаюсь в свою обычную человеческую форму, я ощущаю себя пустым и холодным, несмотря на мою адски высокую температуру.
Я глубоко вдыхаю, позволяя воздуху наполнить меня, изо всехсил подавляя желание запрыгнуть обратно в ее тело.
Сатана, помоги... что это было?
Я встаю на ноги, с трудом отрывая взгляд от нее, и иду кокну, где маленький черный паучок упорно плетет свою паутину в верхнем углу.
Я какое-то время наблюдаю за тем, как он быстро и легкодвигается вокруг ее сердцевины, методично и тщательно строя идеальную ловушку.Безупречно.
Размышляю, как я мог все выпустить из-под контроля?
Понятия не имею, что делать. У меня нет плана. Косвенныйподход не работает, когда все, о чем я думаю, как мне прикоснуться к ней, бытьс ней.
