удалось проследить путь отпрыска до больницы – отсюда и редкая для наших краёв благотворительность – однако затем его следы неожиданно теряются, потому что…
– Он умирает от тифа?
– На этом наше расследование закончилось бы, а я такого не хочу. Лучше давай предположим, что он каким-то чудом выжил и, естественным образом, сбежал. Сомневаюсь, что возле пацана, воевавшего на стороне неприятеля, стоял круглосуточный конвой – не генерал всё-таки. Едва оклемавшись, парень понял, что у него появился замечательный шанс раствориться на просторах чужой страны, уйти от преследования…
– И куда, интересно, он делся бы без знания русского?
– Откуда тебе известны его лингвистические навыки? Среди иностранцев тогда многие русский учили, да и потом он же вполне мог перейти на нашу сторону, прикинуться союзником…
– Для романа подходит, но что было в действительности…
– А вот это нам и предстоит узнать, – азартно блеснул глазами Роберт. – Собирайся, поедем копаться в их архиве.
– Кто тебя туда пустит?
– Я бы посмотрел на того, кто попытается мне помешать. – Он горделиво приосанился, а девушка прыснула со смеху, понаблюдав за его метаморфозами.
В Роберте чувствовалась какая-то перемена, произошедшая за ночь, и Александра терялась в догадках относительно причин, побудивших его проснуться другим человеком. Лепатов буквально светился изнутри, его распирала невиданная доселе энергия; Гриша косился на брата с нескрываемым недоумением, и девушка поняла, что ей не показалось.
Как бы там ни было, а в архив бывшей больницы их действительно пустили, причём без особых проблем. Александра подумала, что Роберту это исследование влетело в копеечку, и даже задала несколько наводящих вопросов, но мужчина таинственно молчал, видимо, не желая углубляться в детали.
Архив представлял собой довольно большое вытянутое помещение со множеством полок, на которых ютились разных размеров ящики и коробки. Попытки расставить их по алфавиту были предприняты относительно недавно, о чём поведал один из сотрудников, и особым успехом не увенчались, так что ковыряться предстояло долго.
Александра выбрала себе небольшой закуток, в котором тосковал древний стул без одной ножки и, кое-как на нём устроившись, принялась просматривать содержимое коробок. Что Роберт надеется найти, она так до конца и не понимала, однако добросовестно изучала старые документы на предмет обнаружения записей о польском военнопленном. Увы, архив был полон самыми разными сведениями, касающимися врачей, больных, младшего персонала, но о военном периоде не было ни слова. Решив, что ей не повезло с коробками, девушка выглянула в соседний проход, где с кислыми лицами тосковали Лепатовы, и мрачновато спросила:
– Может, в войну никаких записей и не вели? Людям ведь явно не до того было.
– Всё равно что-то должно было остаться, – упрямо заявил Роберт. – Тем более – если вопрос касался пленного. Ищите лучше.
Гриша поднял голову, издал слабый вздох и снова уткнулся в бумаги. Чувствовалось, что подобный труд совершенно не для него.
Александра взяла свой покалеченный стул и переместилась в самый конец помещения, рассчитывая, что наиболее старые данные должны храниться там. Интуиция её не подвела – документы военных лет действительно оказались в одной из пожелтевших картонных коробок, однако никакого упоминания о человеке, который мог бы быть сыном Кшиштофа, в них не было.
Девушка уже хотела перейти в другой угол, как вдруг поняла, что на её пальцах больше не оседает вековая пыль. При исследовании других коробок она порядком измазалась и даже жалела, что не взяла с собой перчатки, но сейчас никакой грязи заметно не было. Она снова просмотрела содержимое, но ничего впечатляющего не нашла. Сообразив, как можно использовать внезапное открытие, Александра начала медленно вышагивать вдоль прохода, высматривая наиболее чистые коробки. Таковых нашлось четыре. Бумага внутри них давно пожелтела, нося следы времени, однако пыли не было вовсе.
Документы действительно содержали сведения о некоторых больных, проходивших лечение в военные годы, но поляков среди них не было – в основном упоминались наиболее отличившиеся на полях сражений мужчины, чей подвиг следовало отметить наградой. Разочарованно вздохнув, Александра проверила остальные ящики и снова направилась к Лепатовым – надеясь, что им повезло несколько больше.
– Кто-то уже хозяйничал здесь до нас, на некоторых коробках нет пыли, – сообщила она, появившись из-за высокого стенда. – Я бы сделала ставку на нашего друга, который теперь прохлаждается в полиции. Не зря он за нами следил.
– Интересно, – серьёзно кивнул Роберт. – А что в тех коробках? Что-нибудь важное?
– Не особенно.
– Странно.
– Ты что, даже перепроверять не пойдёшь? – удивилась девушка.
– Считай, что я в тебе не сомневаюсь. Мы тоже кое-что нашли. – Он с гордостью продемонстрировал круглые бабины с намотанной на них плёнкой. – Настоящая кинохроника.
– И как ты обираешься её смотреть? – улыбнулась Александра. – Вряд ли эта штука влезет в современный компьютер.
– Я ему то же самое говорю, – подтвердил Гриша. – А он всё верит и ждёт…
– Придумаем что-нибудь, – отмахнулся Роберт. – Если есть плёнка, значит, должна быть и возможность её просмотреть. Не забывайте, где мы находимся – тут у каждого третьего свидетельство о рождении ещё дореволюционное.
– Ну, это ты махнул…
– Войну-то точно застали. Сомневаюсь, что они свои семейные архивы оцифровывают. У кого-то да завалялся нужный аппарат.
Как ни странно, Роберт оказался прав. Проектор обнаружился у директора дома престарелых – хранили его на самом почётном месте в кабине и, судя по всему, бережно сдували пылинки.
– Только не сломайте ничего. – Чувствовалось, что человек на грани сердечного приступа, однако алчный блеск в глазах, притупленный несколькими купюрами, оказался сильнее совести. – Вы знаете, как им пользоваться?
– Разберёмся, – оптимистично ответил Гриша и тут же выронил проектор из рук.
Директор схватился за правую часть груди, видимо, предполагая, что сердце должно располагаться там, а младший Лепатов тут же поднял драгоценный аппарат и не слишком уважительно его потряс.
– Ничего не звенит, значит, всё на месте. Нам нужна простыня.
Получив всё необходимое, молодые люди прошли в тёмную подсобку без окон, кое-как приладили к шкафу белую тряпку и принялись разбираться с проектором. Александра в дебатах участия не принимала, так как свои способности оценивала весьма трезво и право совершать непоправимые ошибки предпочитала предоставить мужчинам. К её удивлению, Роберт справился довольно быстро. То ли регулярно имел дело с подобными аппаратами, то ли просто неплохо разбирался во всех технических штучках.
Девушка прислонилась спиной к стене, скрестила руки на груди и уставилась на простыню, по которой заскользили желтоватые лица. Сквозь подрагивающее изображение разобрать что-то конкретное было нелегко, но суть уловить удалось. Судя по всему, оператор стремился запечатлеть простого советского солдата в госпитале – пусть слегка побитого, но живого, улыбающегося и готового к новым сражениям. Как среди них можно было вычислить потомка Кшиштофа, оставалось загадкой.
Александра изо всех сил всматривалась в людей и окружающую обстановку, надеясь найти хоть какую-то подсказку, но её всё не было. В какой-то момент, устав от бесконечного треска и помех, она перевела взгляд на Роберта и в изумлении замерла. Мужчина смотрел на хронику так, что захотелось немедленно его утешить. Она нагнулась к нему и шёпотом, чтобы Гриша не слышал, спросила:
– Ты чего?
– Деда вспомнил, – коротко буркнул Роберт и, подумав, добавил: – Тебе разве не странно – мы сейчас смотрим на тех, кого давно нет в живых. Большинство погибли, снова попав на фронт, кто-то выжил и вернулся, завёл семью, детей, построил дом и много работал для страны, но сейчас уже нет и его…
Александра какое-то время ошеломлённо молчала, потом машинально положила руку ему на плечо и легонько сжала. Своих бабушек и дедушек она не помнила, особых ассоциаций не испытывала, и ей сложно было понять, что сейчас чувствует Роберт, однако, взглянув на его лицо, где-то в глубине души девушка могла уловить часть того, что испытывает он. Мужчина, чуть помедлив, положил свою руку на её, а Гриша в ту же секунду едва не рухнул со стула.
– Смотрите! Ну смотрите же!
Вздрогнув, молодые люди повернулись к простыне, и Роберт до боли стиснул ладонь Александры.
– Что? – забеспокоилась она. – В чём дело?
– Дед.
– Я уже поняла, что ты его
