Ей же ещё минут семь можно спать…
Куда там, Коп снова прыгает к нам на кровать, теперь уже меня кусает за палец на ноге, за самый маленький – мизинчик – хватает зубками.
Не зря же его так назвали – Коп. Вообще-то мы не знали, что это американский полицейский. Просто, когда он был котёнком, он так быстро бегал, что его заносило на поворотах. И тогда, чтобы не улететь кубарем, он прыгал, прыгал – надо было сделать несколько таких прыжков, боком, чтоб удержаться на ногах… На лапах… И, прыгая так, он громко фыркал. Получалось:
– Коп! Коп! Коп!
Сейчас он уже не прыгает – отяжелел. Он теперь иначе оправдывает своё имя. Например, он следит за всеми нами – во сколько мы встаём. Будильник прозвенел – нечего валяться в кровати!
Всё правильно, пора вставать. Он умный. Было время, он прыгал под одеяло к нам в любое время ночи, возился там, начинал покусывать нас за что ни попадя. Может, хотел есть или просил, чтоб с ним немножко поиграли. Но мама говорила:
– К вам по ночам вставала, а теперь что, к коту вставать? Я не пойму, кот для нас или мы для кота?
Мама всегда хочет спать. Люди бывают жаворонками и совами – кто-то любит рано ложиться и рано вставать, а кто-то наоборот. Мама говорит: «А я бурый мишка. Мне бы и ложиться пораньше, и вставать, когда сама проснусь».
Мама и у плиты стоит ещё не проснувшись. Откроет один глаз, перевернёт на сковороде омлет – и тут звонок в дверь раздаётся. И мама говорит спросонок каждый раз одно и то же:
– А вот и Сашка!
Сашка заходит за моим братом Толиком, и они вместе бегут в школу. У Толика с ним взаимовыручка. Толик объясняет Сашке задачи или почему где-то нужна запятая, а где-то нет, а чаще просто даёт ему списывать, потому что Сашке лень слушать про запятые и в задачи вникать. А Сашка помогает Толику вовремя успевать в школу. Сашка организованный. Мама говорит, что он умеет ценить своё время и никогда не станет заниматься какой-нибудь ерундой. И верно, уж сколько раз я слышала – Толик предлагает Сашке объяснить, почему здесь такой ответ, а Сашка отмахивается:
– Ты ведь уже эти задачи решил? Они уже сделанные… Я, что ли, глупый совсем – двойную работу делать?
При этом никто не скажет, что Сашка ленивый. Считается, что он помогает Толику гораздо больше, чем Толик – ему. Сашка делает, чтобы над Толиком в классе не смеялись. Потому что таких ребят, которые не умеют решать задачки и не в ладах с запятыми, в каждом классе сколько угодно, и это никого не удивляет.
А вот когда ты вваливаешься в середине урока, то будь ты хоть сто раз отличник, учитель молча поводит рукой в твою сторону, в классе повисает тишина – и вот она уже лопается от общего смеха. Когда ещё учителя разрешают смеяться сколько угодно? А все и рады паузе…
Сколько надо мной так смеялись. Ладно ещё, я поступила в гимназию, у нас уроки начинаются с девяти. А у Толика появился друг Сашка, он над ним шефство взял.
Пока мы завтракаем, Коп лезет на стол – вдруг ему что перепадёт. Для Копа покупается самая дешёвая колбаса, её называют «собачья радость», а он хочет докторской. Верно говорят: что у тебя есть – не ценишь. Наши бездомные, дворовые коты радовались бы дешёвой колбасе больше любой собаки! Они же и чёрствый хлеб едят. Мама выносит в подъезд пару кусочков хлеба, если не действует на автопилоте. Но чаще она как раз на автопилоте и действует. А это значит – не думая, ещё во сне, поднялась, надела свою робу… Роба – это джинсы, свитер, курточка… Наверно, робой это всё называется потому, что мы с утра и сами себя роботами чувствуем. Моя роба – это гимназическая форма.
И вот я застёгиваю жакет, и только раздаётся звонок в дверь, как Коп уже у двери. А только дверь откроется, как он у Сашки под ногами – шмыг в подъезд! Хотя и сам не знает, что станет делать на свободе. В подъезде Коп сразу теряется. У лифта он замирает – ложится на площадке, поджимает лапки. Вот он, мол, я, берите! И я его беру поперёк спинки и тащу в дом.
Сколько котов пытались к нам проникнуть из подъезда. Только дверь приоткроешь, а они сразу – шмыг! Да только всех-то не заберёшь, их же вон сколько. Они прячутся где-то, если идёт дождь. Зато чуть солнышко пригреет – и начинается… Коты у подъезда то рыдают взахлёб, то разрываются пожарной сиреной. Как же, весна у них, радость! Хотя ещё и зима толком не начиналась.
Я выпроваживаю в утреннюю темь Толика и Сашку, потом закрываю дверь за мамой – ей к восьми тридцати. И странно – мне больше не хочется спать. Я даже не понимаю, как можно просыпаться так тяжело. Я снова ставлю чайник: одно дело ты наспех глотаешь кипяток со вчерашней заваркой, а другое – завариваешь свежий, дымящийся чай. Наливаешь – и нос твой сам по себе опускается к самой чашке, а потом следует за поднимающимся к потолку ароматом. Ммм… Кажется, он готов улететь вместе с невесомым душистым облачком. Да я и сама сейчас улечу кверху носом!
Пусть только капельку остынет… А пока можно потанцевать. Я беру наушники. Обычно мы танцуем вместе с Копом. Я насвистываю ту мелодию, которая у меня в наушниках, чтоб Коп её тоже слышал. Но сегодня он не выходит танцевать. Может, забрался в диван и уже спит, хитрюга!
– Коп! – кричу я на весь дом. – Коп!
Нет, притаился. А что ему выходить? Нас разбудил – дело сделано. Спасибо, Коп! И что я сердилась на тебя? Всё правильно! Вот так, вот так надо подниматься по утрам!
Пожалуй, я закачаю эту мелодию на будильник. Мама обрадуется, когда с утра раздастся вот такая музыка! Прямо сейчас возьму и закачаю! Где телефон? Я хватаю ранец. Ни в одном кармане телефона нет. В конце концов я вытряхиваю все учебники, тетрадки – нет телефона! Неужто потеряла? Ах да, можно позвонить на него. Я с третьей попытки набираю номер на домашнем телефоне, цифру за цифрой – ну же! Нет – «Абонент выключен или находится вне зоны доступа»! А я разве включала его с утра? Я его как положила вчера на тумбочку… Ну конечно! Я кидаюсь в комнату и нахожу телефон на полу. Коп, должно быть, смахнул его.
Я включаю свой телефон – сейчас надо закачать мелодию. Но нет, часы на телефоне показывают уже восемь двадцать. Я уже пять минут как должна быть на остановке. Тьфу ты – и чай уже без спешки не выпьешь, а в спешке-то он зачем? Я бухаю по лестнице вниз – лифта ждать некогда, у подъезда поворачиваю напра-а-а-аво! – и мчусь параллельно дому, вдоль кустов.
И за кустами слышу:
– Мняу-ау-у-у-у!
Ноги мои сами бегут назад. Нельзя не поглядеть, кто там орёт.
Я всех котов во дворе наперечёт знаю. А этот оказался какой-то незнакомый. С виду – точь-в-точь наш Коп. Сидит на ступеньках – беленький, чистый, пушистый. А голос не кошачий, а скорей как сирена воет. Сразу понятно – подраться хочет. Нет, это не Коп, наш-то трусливый. Но я всё-таки подошла, на всякий случай.
– Коп, – говорю, – Коп!
А странный кот не реагирует. Смотрит на кусты и воет. Ну, думаю, где-то здесь и второй должен быть. Может, в кустах. И точно. Его-то я знаю – старый бродяга, любимец дворника, Прошак. А правильнее – Попрошайка. Когда он был маленьким котёнком, он всюду за нами бегал. Увидит, что ты что-нибудь жуёшь, – и бегом к тебе. Всё выклянчивал – и сухари ел, и конфеты, и жвачки. Их он целиком глотал. Наш Мишка боялся, что он от этого умрёт. Но ему всё было нипочём. И теперь он стал огромный, толстый. Шерсть у него длинная, густая – до земли. И лап не видно.
