молниеносный прочерк, С
которым в прошлое спешим.
Еще конверта не вскрывая,
Припомнить точно день и час,
Когда завеса дождевая
В том августе укрыла нас.
Увидеть странными глазами
И мокрый скверик, и канал,
И зонтик крохотный над нами,
Что тщетно нас объединял.
И лишь припомнив поминутно
Тот день с начала до конца,
Прочесть письмо — спокойно, трудно,
Стирая быстрый пот с лица.
«Тихо падал белый снег...»
Тихо падал белый снег
За прозрачной занавеской.
Падал медленно и веско,
Падал на виду у всех.
Падал и упасть не мог.
Он был внутренне спокоен.
Нет, скорее, сдержан, строен,
Был не выдох он, а вдох.
Падал, словно бы ни в чем
Никогда не сомневался...
Я-то знаю — он держался
На дыхании моем.
СЮЖЕТЫ ВРЕМЕНИ
Фронтовой оператор
В каком-то неуютном кинозале,
Когда вот-вот начнется детектив,
Когда еще конфетами шуршали,
Портфели на колени положив,
Возник на бледном полотне экрана
Архивный документ военных лет.
Забытый кадр: зима, лесок, поляна
И чей-то на снегу глубокий след.
Сначала все спокойно, и на елях
Тяжелые, нависшие снега
Как будто не слыхали о метелях,
Не видели ни ветра, пи врага.
Сначала все спокойно, как на даче,
Как на прогулке лыжников, по вот
Экран качнулся, дрогнул — это значит,
Что оператор по снегу ползет.
Он весь в своих зрачках. Его вниманье
Предчувствует и выстрелы, и взрыв,
И частое горячее дыханье
Туманит на морозе объектив.
Притягивает дуло пулемета
Блестящий механический глазок.
И зал застыл, как будто сжало что-то
За горло. Словно — смерть на волосок.
Еще не поздно! Лед еще не сломан.
Вернуть назад, на студии доснять!
В эпоху комбинированных съемок
Нам трудно оператора понять.
Гремит атака. Надо крупным планом!
Глубокий снег от пули не спасет.
Смотрите — небо плещется экраном.
Запоминайте! Объектив не ждет.
Ловите лица, белые от крика.
Скорее к лесу! Тяжело дышать...
Пускай нечетко, смазанно и криво —
До леса бы, до леса добежать!
Нет, не успел!.. И взрыв уже грохочет,
И небо приближается на миг...
А камера стрекочет и стрекочет,
Своим глазком запоминая мир.
На съемках
Кино войну снимает.
Гудит Сапун-гора.
То пулемет стреляет,
То слышится «ура!».
В окопах и на марше
Обычный разговор.
Командует не маршал,
А главный режиссер.
В чалме, как у пирата,
Огню и дыму рад,
Наводит оператор
На войско аппарат.
Борьбу за Севастополь
Изображает флот,
А в небе крутит штопор
Учебный самолет.
И словно для потехи,
Чтоб вышло, как в бою,
Взрывает пиротехник
Механику свою.
Нестрашная, без крови
Кругом идет война...
Отец мой хмурит брови.
Она ему видна.
Севастопольский бастион
На Четвертом бастионе тишина.
Вся война как на ладони, вся война.
Та, далекая, что в стонах и в дыму
На горбатых бастионах шла в Крыму.
Будто снова свищут ядра надо мной.
Черноморская эскадра под водой.
Батарея и траншея перед ней,
Сзади город, а вернее — горсть камней.
Вот Нахимов, опираясь на банкет,
В полном блеске адмиральских эполет,
Положась демонстративно на судьбу.
Наставляет на противника трубу.
В завихрении мгновенном, точно смерч,
Только смерть обыкновенна, только смерть.
И на кладбищах на братских всех времен
На могилах их солдатских нет имен.
Неужели Севастополь бился встарь,
Чтоб отметил эту стойкость русский царь?
Неужели был в руины превращен,
Чтобы праздновал Луи Наполеон?
Нет, не в этом дело, право. И, по мне,
Все бесстрашие, вся слава в той войне
Сбереглись, как говорится, про запас.
Чтобы снова повториться в грозный час.
На Четвертом бастионе тишина.
И война как на ладони мне видна.
Та, недавняя, что в стонах и дыму
Все на тех же бастионах шла в Крыму.
Хранитель истории
Памяти С. Ф. Стржелецкого,
археолога из Херсонеса
Осторожно! Под нами века.
Пять ступенек до древнего мира.
Уважаемый, где ваша лира?
Вместе с лирой отбита рука.
Я спускаюсь к тебе, человек.
Пять ступенек — и нету опоры.
Так вступи со мной в переговоры,
Незнакомый мне тавр или грек!
Потеряй свой тяжелый браслет.
Пусть блеснет среди пыли да камня.
Не скупись, человек! Передай мне
Свой привет через тысячу лет.
