в этих местах. Например, он славился как работник, сравняться с которым было бы честью для каждого. Еще знали, что Юсси хоть и покладист, но уж если рассердится, то шутки с ним плохи. Это доказал один случай. Как-то они попробовали втянуть его и драку. Парни повздорили на большаке с жителями соседней деревни, пошумели, намяли бока друг другу, после чего обе толпы разошлись.
Юсси, ни о чем не подозревая, шел из села, как вдруг ватага чужих парней преградила ему дорогу. В драке он не участвовал, но раз он был из Пентинкулма, соседи решили поколотить и его. Юсси, почуяв недоброе, поднял с обочины кол и пошел напрямик. На него бросились двое, но, получив сокрушительные удары, свалились на землю. Юсси, бледный, с трясущимися губами, мог наконец пройти свободно. И тогда он заговорил, запинаясь, но в его дрожащем голосе звучало что-то внушавшее уважение:
— Я... никому... ничего... Но и меня не троньте.
В юности, когда ему не было и двадцати, он порой любил погулять: раза два его даже видели пьяным. Но это у него скоро прошло. Юсси давно уже остепенился, забыл и думать о развлечениях, работал изо всех сил и уже поэтому стал одинок. Он ни с кем не водился, ни с кем не дружил. Вот и теперь, подавляя горькие мысли, он на все насмешки окружающих упрямо отвечал:
— А на чем же еще нашему брату экономить, как не на еде?
И он был прав. В те времена финский батрак не имел иного выхода.
Юсси снова и снова спускался в овраг. Одеревеневшее тело вначале плохо повиновалось, но потом, когда дерюжная рубаха, промокнув на спине, начинала парить, он уже работал как машина.
Пока морозы не сковали землю, Юсси успел прорыть канаву через «пороги». Разумеется, этого было мало, Но по крайней мере весной ручей не разольется, как раньше бывало. А потом можно будет постепенно углубить канаву, чтобы совсем осушить болото. В ту же осень Юсси поднял первую целину на берегу ручья. Это небольшое поле не причинило ему особых хлопот,, потому что тут, на заливных лужках, не росли деревья, и можно было, не корчуя, сразу пахать, заняв в пасторате коня.
На будущий год вырастет картошка и малость ячменя. Много не соберешь, конечно, но все-таки можно будет отказаться от аренды картофельного участка, за который Алме приходится отрабатывать несколько дней в пасторате. Юсси натаскал на свое поле листьев и хвороста, сжег их и за неимением навоза удобрил землю золой. И Юсси не был бы самим собой, не был бы пасторатским Юсси, если бы не ходил с лопатой по зимнику, собирая старый, перепревший конский навоз для своего поля. Все в хозяйство.
Когда же мороз положил конец земляным работам, началась рубка леса. Юсси расчищал под поле долину ручья, вырубая окраинное мелколесье, пока не добрался до старого, матерого леса. Там он начал рубить ели на бревна для стройки.
Изо дня в день, с утра до позднего вечера раздавались и лесу удары его топора. Порой их слышали в деревне, потому что болото с той стороны подходило совсем близко я деревне. Кое-кто из односельчан заходил поглядеть на его работу. Люди, лишь теперь оценив по достоинству замысел Юсси, изумлялись и говорили с восхищением и завистью:
Какое хорошее место для торппы! И как это раньше никто не додумался, что порог можно прорыть!.. И ведь он один со всем справился. Как старый пробст сам-то не сообразил!
Юсси соглашался, что место благодатное, но не упускал случая и заметить, что потрудиться здесь все-таки пришлось крепко. Никто этого не отрицал. Пришел взглянуть на работу Юсси и старый хозяин Кюля-Пентти. Разговаривая с другими, Юсси продолжал работать и лишь неохотно цедил слова в ответ на расспросы, — но этого человека он встретил почтительно и, пока они разговаривали, совсем бросил работу. Потому что хозяин Пентти был не обыкновенный человек — это была живая легенда. Его называли Болотным Царем или просто Царем. Дело в том, что за свою долгую жизнь он сам осушил, расчистил и превратил в поле большое болото Пентти. За это он даже получил особую медаль, которую выхлопотали для него господа. Хотя он был еще жив, о нем говорили так, словно о каком-то святом Георгии. Впрочем, его подвиги до того разрослись в воображении людей, что уже трудно было сказать, где кончается правда и начинается фантастика.
Когда Болотный Царь услыхал, что пасторатский Юсси тоже взялся осушить болото, он пришел поглядеть, как идут у него дела. Царь был высок и прям — старость словно не посмела его коснуться. Он смотрел и спрашивал, а Юсси почтительно давал объяснения:
— Отсюда я думаю пустить напрямик вон туда.
— Этак у тебя не выйдет.
— А как же...
— Это ты сделаешь иначе.
И Царь разъяснял, как это делается. Юсси, слушавший с почтительной покорностью, даже не замечал, что предлагаемое изменение ровно ничего не меняет. А Царь все расспрашивал, одобрял или же отвергал.
— Вот тут ты сделаешь так.
От кого другого Юсси не стал бы принимать советов. Почти все советы были пустячные. Но они приобрели особый вес, когда Болотный Царь на прощанье сказал:
— Приходи весной, я дам тебе телку и пару ягнят на обзаведение.
— Благодарствую... только... зачем же, хозяин... Я бы, значит, и деньгами...
— Ты слышал, что я сказал? Весной придешь и получишь.
После ухода Царя Юсси стал работать еще усерднее. Мысль о телке и ягнятах согревала его душу. А главное, теперь он сблизился с живым героем легенды — с одним из тех пионеров-корчевателей, чьими руками созданы поля и нивы Финляндии.
— Такой человек никак не может без этого... Доброта!.. Доброта, она... первое дело.
Юсси был в тот момент большим идеалистом.
Мало-помалу расширялись берега ручья. Но щеки Юсси все больше вваливались, все больше выпирали его скулы. Взгляд его потускнел, и резче обозначились складки у крыльев носа. Случалось, что он прерывал работу и глядел, уставясь пустыми глазами прямо перед собой, ничего не видя, пока случайно не мелькнет перед ним игривая белка на ветке ели. В такие минуты на болоте царила необычайная, недвижная тишина. Только белка нарушала ее. То замрет на месте, то снова быстро-быстро забегает вокруг ствола, пока не выберет новую ветку, чтобы сесть и с удивлением разглядывать человека, который пришел сюда шуметь. В ней самой было что-то человеческое: шустрое, любопытное, недоумевающее.
Складки на лице Юсси
