на крючке… Да, я держу их на крючке. А они этого не понимают. Может быть, даже мы и не друзья… А кто тогда?
— В музей, — говорю.
— В музей?! — кто-то из друзей даже поперхнулся. Я, конечно, их понимаю, музей — это то же самое, что скучный подвал с протухшими банками огурцов, но мне же надо перед сестрицей показать, какой я любитель России! Поэтому сегодня поиграю роль примерного мальчика, а завтра можно будет расслабиться.
— Может, в «Зарядье»? Довольно интересный парк…
Действительно, очень хороший парк! Каждый уголок его пропитан новогодним настроением: весь искрится, как будто усыпан изжелта-красными угольками, принесенными эльфами из камина Санта-Клауса. Ой, Деда Мороза. Санта-Клаус — персонаж, которого не признает моя сестрица. Я сфотографировался с березой (даже два раза сфотографировался с березой!), стоял на Парящем мосту над Москвой-рекой, где сфотографировался на фоне Высотки на Котельничной набережной. Зашел в павильон «Медиацентр». Какой там ужасно опасный потолок! Тысячи острых иголок повисли на потолке и норовят упасть и вонзиться в тело… По крайне мере, у меня такие ассоциации были. Там я запечатлел себя с фрагментом Китайгородской стены XVI века. А еще там был кинотеатр, где я посмотрел как выглядела Москва во времена Юрия Долгорукого, в эпоху татаро-монгольского ига, во время Отечественной войны 1812 года и что-то еще, только я забыл что именно.
В общем, я с полным успехом набрал много материала, которым обязательно похвалюсь перед сестрицей. Спасибо друзьям. Они смиренно ходили со мной, были моими фотографами, исполняли мои прихоти (сбрасывали надоедливые звонки из Америки, например). И никто даже ничего не сказал. А ведь сегодня пятница, 6 декабря, как-никак у них идут лекции и семинары в МГУ, а они ради меня прогуливают. Ради меня. Да, значит много я для них значу. К тому же, скоро сессия. А что же они значат для меня?
Вечерело, мы присели под Большим амфитеатром, имеющим удивительно красивый стеклянный купол, через который просматривалось равнодушное сероватое небо. Неподалеку кто-то пил топленый шоколад. Как же я захотел тоже его попить! Этот удивительный запах растеребил мне весь нос! Да и есть хотелось. Поэтому мы заказали еду, а доставить ее должен был сотрудник Деливери Клаб. Я весь обтекал слюнками, пока ждал.
Мои друзья о чем-то разговаривали. И самое интересное — они разговаривали со мной. А я им отвечал. Отвечал бездумно. Да, я плохой слушатель, а значит и собеседник плохой. Но они почему-то считают меня хорошим другом. Неужели им со мной интересно? Почему? Чем я их так привлекаю?
— Когда собираешься украшать свою хату? — спросили друзья.
— Апартаменты? — переспросил я. Слово «хата» — все-таки русское, а слово «апартаменты» — нерусское. Да и какая у меня хата? У меня великолепный дом на вершине небоскреба! — Да, надо украсить.
— Хочешь, поможем? Мы же у тебя будем праздновать.
Я кивнул, понимая, что они не просто мне помогут, а сделают абсолютно все: не просто купят елку, новогодние шары, сосульки и дождик, гирлянды, но и прочие побрякушки, которые впихивают нам магазины на Новый год. Они украсят дверь красными носками, развешают по стенам мигающие снежинки, приклеят на панорамные окна сказочные рисунки и много чего еще.
Друзья что-то говорили (да, есть у меня такая плохая привычка — делать вид, что я слушаю, а на самом деле мне глубоко по барабану), а я все глотал слюни в ожидании еды. Хорошо, что перестало пахнуть топленым шоколадом. Но запах-то в моем воображении от него никуда не делся!
И тут мне на глаза попался юноша совершенно безвкусно одетый. Я бы на него никогда в жизни смотреть не стал, но из-за голода, что ли, или из-за непонятного любопытства я не отводил от него взгляда. На нем были рваные кроссовки, истертые джинсы, тонкая куртка, порванная на рукаве, и совершенно примитивная шапка, которую вообще надо снять с производства всего мира и законодательно запретить носить всем мужчинам! Это была обычная шапка, даже не знаю, как ее описать. Да и не буду! Она не заслуживает моего внимания.
Вот он шел, в руках у него был либо апельсин, либо мандарин. Он просто шел, маленькими такими шажочками неуверенного мужчины. Да и лицо у него отдавало серостью. Он прямо-таки выделялся среди толпы. Толпа яркая, цветистая, нарядная, а он — серое безвкусное пятно. И вид у него слабый, истощенный, словно вот-вот развалится от какого-то невидимого груза, привязанного к спине.
Вдруг юноша посмотрел на меня своими серыми глазами. Сквозь меня словно разряд тока прошел. У него был очень тяжелый взгляд. Мне не пришлось отворачиваться, потому что он споткнулся о сугроб и упал.
Мои друзья посмотрели туда, куда смотрел я, и засмеялись.
— Надо же таким быть! — сказали они. — Какое убожество. Неужели ему нравится быть таким, какой он сейчас?
Пока друзья обсуждали того юношу, я продолжал на него смотреть. Он встал, отряхнулся и сел на самый первый ряд Большого амфитеатра, а мы сидели на пару рядов выше него. Не знаю почему, но это серое безвкусное пятно меня заинтересовало. Сейчас я видел только его узкую спину и руки, которые держали, как я понял, не апельсин, а крупный мандарин. И если мне не изменяет зрение, то фрукт был гнилой сбоку.
— Зачем этот бедняга сюда пришел? Только настроение своим унылым видом портит, — говорили бы мои друзья, если бы не сотрудник Деливери Клаб. — И как его пропустили сюда?
Все, они наконец замолчали. В их ртах был бигмак и другая вкусная дрянь из Макдака. А я сижу, сам жую эту дрянь, и смотрю, как тот юноша аккуратно очищает мандарин замерзшими пальцами. Вот он очистил и стал разламывать на дольки и есть. И начал он есть прямо с гнилого бока! Мне сразу же захотелось выплюнуть пережеванный бигмак… но я сдержался.
Мои друзья с измазанными в жиру губами уже доедали, да и я тоже доедал. Тот юноша уже давно съел мандарин и просто сидел и дрожал от холода, скрестив руки на груди. Ну неужели нельзя встать и пойти домой? Зачем мерзнуть? Вот я с друзьями встал и пошел домой. Я пока еще здраво мыслю, чтобы понять, что я замерз и мне нужно тепло. А еще кружечка, нет, две кружечки топленого шоколада! Ммм, это будет вкуснятина!
Мы пришли в апартаменты. Друзья сделали много топленого шоколада, мне даже не нужно было утруждаться. Но снял верхнюю одежду и умылся я сам. Все-таки я же не лентяй, чтобы заставлять друзей обхаживать себя, да?
