Глава 1
Холодный прозрачный воздух благоухал смолистым ароматомвечнозеленых деревьев. Яркое солнце над головами путников щедро проливало светна снежные равнины, а в их ушах неумолчно звенели голоса ручьев, бегущих покаменистым руслам и питающих реки низин Даршивы и Гандахара. И аккомпанементомжурчанию вод, стремящихся к назначенной судьбою встрече с великой рекой Маган,звучало тихое и печальное пение неутомимого ветра, блуждающего по смолистымзарослям сосен, пихт и елей, венчавшим горы, тянущиеся к небу в вечномтомлении. Караванный путь, по которому ехали Гарион и его друзья, все выше ивыше поднимался в горы, петляя вдоль звонких потоков по склонам горных хребтов.С гребня каждого хребта виден был следующий, а над всем этим каменнымнагромождением главенствовали вершины такой немыслимой высоты, что они, казалось,подпирали небесный свод. Девственные пики эти окутывала королевская мантиявечных снегов. Гарион и прежде много времени проводил в горах, но никогда неприходилось ему видеть столь величественных вершин. Он знал, что до этихостроконечных колоссов много лиг пути, но горный воздух был так чист ипрозрачен, что ему казалось, будто достаточно протянуть руку – и можнокоснуться вечных снегов.
Здесь царил вечный покой, заставлявший позабыть о суматохе исуете равнин, которых они вкусили сполна, и безмятежность эта умиротворяла,отгоняя прочь все тревожные мысли. За каждым поворотом открывалась новаяизумительная картина, всякий раз прекраснее прежней, и все ехали в полнейшеммолчании, преисполненные изумления. Здесь лучшие творения рук человеческихказались незначительными и жалкими. Да, вовек рукам смертных не касаться этихвечных гор...
Солнечные летние дни были нескончаемо длинны. С ветвейдеревьев, стоявших по обе стороны тропы, доносилось пение птиц, а к ароматухвои примешивался тонкий и нежный запах диких цветов, приносимый ветром сгорных лугов. Изредка откуда-то из скал долетал пронзительный крик орла,усиленный горным эхом.
– Ты никогда не подумывал перенести сюда своюстолицу? – спросил Гарион императора Маллореи, ехавшего бок о бок с ним.
Он говорил тихо. Ему казалось, что громкий человеческийголос может осквернить окружающее великолепие.
– Всерьез, разумеется, нет, Гарион, – ответилЗакет. – Мое правительство не смогло бы тут работать. Чиновники мои восновном мельсенцы. А хотя мельсенцы и снискали репутацию людей в высшейстепени прозаичных, на самом деле это далеко не так. Боюсь, мои министры днинапролет любовались бы пейзажем, а устав от созерцания, принялись сочинятьдурные вирши. Кстати, ты ведь и понятия не имеешь о том, каково тут зимой.
– Снежно?
Закет кивнул.
– Местные жители никогда не измеряют толщину снежногопокрова в дюймах – здесь это делается только в футах.
– Неужели в этих краях кто-нибудь живет? Я никого невижу.
– Да лишь добытчики пушнины, золотоискатели и прочиеавантюристы. – Закет слабо улыбнулся. – Впрочем, думаю, это лишьповод. Есть люди, предпочитающие одиночество.
– Здесь для этого самое подходящее место.
Император Маллореи заметно переменился с тех пор, как онипокинули территорию генерала Атески на берегах реки Маган. Он приосанился, а вглазах появился живой блеск. Подобно Гариону и остальным, он ехал настороже,пристально всматриваясь и чутко вслушиваясь в происходящее вокруг. Но переменыв нем отнюдь не были исключительно внешними. Закет всегда был человеком мечтательным,даже меланхоличным, порой страдал приступами черной депрессии, но в то же времяобладал холодным честолюбием. Гариону часто приходило на ум, что типичномаллорейское честолюбие и неутолимая жажда власти, характерные для императора,не столько качества природные, сколько средства постоянной проверки самого себяна прочность, и, возможно, происходят от глубоко скрытой потребности всамоуничтожении. Прежде и впрямь казалось, что Закет устремляется сам и бросаетвсе военные силы империи в неравный бой, втайне лелея надежду, что встретитпротивника, который одолеет его, тем самым освободив от бремени жизни, котороеему столь тяжко нести.
Но теперь и это было уже не так. Встреча Закета с Цирадис наберегах Магана навсегда преобразила императора. Мир, казавшийся ему преждесерым и скучным, похоже, засиял для него новыми красками. Порой Гарионуказалось, что лицо друга озаряется светом надежды, что прежде было вовсенехарактерным для Закета.
За крутым поворотом тропы Гарион увидел волчицу – ту самую,которую нашел он раненной в мертвом лесу, в Даршиве. Она спокойно сидела,поджидая их. Поведение зверя все сильнее озадачивало Гариона. Теперь, когдалапа у волчицы зажила, она рыскала по лесам в поисках своей стаи, но всегдавозвращалась, ничуть не опечаленная тем, что ей не удалось разыскать своих.Казалось, волчица преисполнена решимости не покидать путешественников и статьполноправным членом их и без того необычного отряда. Покуда они странствовалипо диким местам, причуда волчицы не вызывала особых проблем. Но ведь не моглиже они вечно оставаться в лесах и пустынных горах, а появление дикой и,возможно, агрессивной волчицы на оживленных городских улицах, по меньшей мере,привлекло бы к ним нежелательное внимание.
– Как твои дела, сестренка? – вежливо спросил унее Гарион на языке волков.
– Хорошо, – ответила она.
– Ты нашла следы сородичей?
– В здешнем краю много волков, но мне они не родня.Волчица еще немного побудет с вами. А где мой волчонок?
Гарион оглянулся через плечо на маленький двухколесныйфургончик.
– Он с моей волчицей в этой штуке с круглыми лапами.
Волчица вздохнула.
– Если он слишком долго просидит там, то не сможетпотом ни бегать, ни охотиться, – неодобрительно сказала она. – А еслитвоя волчица станет и дальше его перекармливать, то у малыша растянется желудоки он не переживет бескормицы.
– Волк поговорит с нею об этом.
– Но послушается ли она?
– Возможно, и нет, но волк все равно поговорит с нею.Она слишком любит твоего волчонка, и ей приятно держать его рядом с собою.
– Скоро волку надо будет начать учить его охотиться.
– Да, волк знает об этом. Волк все объяснит своейволчице.
– Сестренка благодарит тебя. – Волчица помолчала,настороженно озираясь. – Будьте осторожны, – предупредила она. –Здесь живет какое-то существо. Волчица несколько раз почуяла его запах и, хотяни разу не видела его, знает, что существо это очень велико.
– А каких оно размеров?
