Я вернулся домой и принялся раздумывать, и чем больше ядумал) тем больше выходил из себя. Какой дурак — чуть было не попался в ихловушку, едва не поднес им на блюдечке все, что они хотели. Ну ничего, я,пожалуй, устрою представление этим мелким жуликам. Пусть зарубят себе на носу —им никогда не сделать козла отпущения из Эда Дженкинса. Я даже хотел позвонитьсамому старику Ламберту и предупредить, чтобы он получше приглядывал задрагоценностями, что есть в доме, да за теми, что будут надеты на гостях в четвергвечером, но что-то удержало меня. Я еще не был уверен, что не захочу сампоучаствовать в этой игре и тащить карты из колоды.
Осталось только узнать, кто такой человекообразный осьминог.Было в этом человеке что-то напоминавшее мне еще и паука. Руки у него и впрямьпоходили на щупальца спрута, но в том, как он сидел за столом, было что-то отогромного паука, поджидающего, когда жертва попадется в паутину. Тогда явспомнил, что осьминог-то, собственно, ведет себя так же. Это дьявольскоесущество, притаившись где-нибудь в подводной пещере среди скалистых уступов,поджидает, когда мимо проплывет жертва, тогда огромные змееобразные щупальцавысовываются из расщелины, хватают несчастную жертву, и та исчезает в мрачнойпучине пещеры, где из инертной студенистой массы осьминожьего тела на нее алчносмотрят два огромных глаза, а ужасный нос, напоминающий клюв попугая, приходитв движение в радостном предвкушении кровавой трапезы… Ух! И нагнал же на менястраху этот человек.Только я все равно не поддамся. Надо будет попытатьсяразыскать его.
Я снова поехал в бар, где у меня состоялся длинный разговорсо старшим официантом, разговор, который дважды — в начале и в конце — былсдобрен десятидолларовыми купюрами. Когда я вышел на улицу, в голове у менязвенело.
Парня с беспокойными руками звали Слай, и, похоже, ондействительно был большой ловкач. Старший официант знал о нем немного — лишьто, что тот является королем шантажа. Он не знал, ни где тот обитает, ни чемофициально занимается, знал только, что этого человека нужно бояться и что онпромышляет вымогательством.
Немного пораскинув умом, я подумал, что этот шантажист идевица, которая, возможно, работает секретаршей у миссис Ламберт, по какой-топричине хотят моего присутствия на вечеринке. Что это за причина, мне было покане ясно, и это меня беспокоило.
На следующий вечер, сидя в своем глубоком кожаном кресле сгазетой в руках и расслабившись, я услышал звук быстрых легких шагов вкоридоре, за которым последовал стук в дверь. Бобо, который все это времясидел, положив морду мне на колени, нырнул за занавеску — он поступает таквсегда, заслышав чужие шаги, а я распахнул дверь. После той дурацкой газетнойстатьи у меня стало столько посетителей, что я уже начал привыкать к ним.
Это снова оказалась та девушка.
— Я зашла еще раз уточнить, придешь ли ты на вечеринку,Эд, — выдохнула она с таким видом, словно знала меня добрый десятоклет. — Скажи точно, придешь или нет?
— Проходи, садись, — сказал я, не сомневаясь, чтоона примет предложение: все-таки не каждый день люди заходят в квартиры кмошенникам. — Очень уж ты самонадеянна, — заметил я, смерив еесердитым взглядом — меня начинала раздражать ее надменная самоуверенность.
Ты такой старомодный, Эд, — проворковала она мне в спину. —И вот еще что: не пялься ты на мои коленки, когда я их скрещиваю. Это уж совсемстаромодно… к тому же, явный признак возраста. Молодых современных парнейколенками не удивишь, они даже не смотрят в их сторону.
К черту эту малявку! Сама с ноготок, а сидит тут, потешаетсянадо мною и пытается втянуть меня в какое-то дело, только непонятно в какое. Итут я решил осторожненько вывести ее на чистую воду.
— Конечно, я приду. Только, по-моему, было бы лучше,если бы я перед этим заглянул к вам и познакомился с твоими предками. Я уж былорешил наведаться к твоему отцу и побеседовать с ним, но раз ты здесь, и к томуже на машине, так, может, отвезешь меня к своим и познакомишь?
Она кивнула так, что поля шляпки закрыли от меня ее лицо иостался виден только выступающий подбородок.Когда она подняла голову, я увидел,что она улыбается.
— Да ты что, Эд? Боишься разговаривать со мною, неспросив разрешения у моих родителей? Ну, пошли.
Я взял шляпу, решив, что по дороге она наверняка пойдет напопятную и во всем признается, если, конечно, родители не отлучились из дому иона не уверена, что может там спокойно хозяйничать.
— Ну что ж, пойдем, — согласился я.
Было что-то особенное в том, как это живое создание, стонкими стройными ногами и короткой мальчишеской стрижкой, лихо вело машину напереполненной транспортом улице. Я молча сидел рядом с ней и ждал, когда мыдоберемся до места.
Свернув на подъездную дорожку, она подъехала к дому ивыскочила из автомобиля.
— Пошли, — сказала она, подождав, когда я тожевышел.
Я поднялся по ступенькам. В доме горел свет и слышалисьголоса. Я почувствовал, как у меня засосало под ложечкой.
Она вошла, взяла у меня шляпу и проводила в гостиную:
— Ну, зануда… Да не смотри таким букой. Расслабься,раскрепостись, растяни рот в улыбочке, можешь даже уронить свои окорока надиванчик, пока я схожу за папочкой. Ты, кажется, хотел познакомиться с ним?
Я сел, сразу став скованным и замкнутым, каким обычно бываюна работе. Подумать только: Эд Дженкинс в доме у Джона Стонтона Ламберта!Неплохая получилась бы заметка в газете. Девушка, возможно, работает в домесекретаршей и наверняка представит меня как своего друга, и кроме того… Тутменя снова начали глодать сомнения и снова засосало под ложечкой.
Дверь открылась, и на пороге появился усталого вида мужчинас седыми усами и проницательным взглядом; он принялся изучать меня. Рядом,держа его под руку, стояла девушка.
— Папочка, познакомься, это мистер Дженкинс, мистер ЭдДженкинс. Он мой друг, мы давно не виделись, а на днях я встретила его в баре.
Словно во сне, я пожал ему руку и посмотрел в усталые серыеглаза.
— Моя дочь говорит, что вы будете у нас на вечеринке вчетверг. Ну что ж, прекрасно. Рады будем вас видеть. Где вы живете? Здесь, вгороде?
Она ответила вместо меня:
— Он здесь ненадолго. У него такая смешная работа…Онзанимается перевозкой ценных бумаг. Правда, Эд?
Я кивнул. Пусть придумывает все, что угодно, мне совершенноне хотелось ввязываться в разговор. Мне хотелось поскорее выйти отсюда,остаться одному и кое о чем подумать.
Мы немного поболтали о городе, о погоде, о Лиге Наций, потомэтот тип с усталыми глазами встал и, сославшись на то, что вынужден«предоставить молодежь самой себе», еще раз пожал мне руку и вышел.
Почувствовав себя свободнее, я накинулся на девушку.
