Я очень восприимчив к чужому взгляду и хребтом чувствую,когда на меня кто-то смотрит. Поэтому, когда эта девушка снова приняласьсверлить меня взглядом, я сразу понял, в чем дело, и, поерзав на стуле, селтак, чтобы видеть ее краем глаза. С виду она была такая же, как и все они —мальчишеская стрижка, длинные черные ресницы, пухлые подвижные губки,коротенький костюмчик с глубоким вырезом и закатанные носки.
Внимание мое привлек мужчина, который сидел с нею рядом. Онбыл похож на гигантского осьминога. Его плоть, рыхлая и отвислая, казалось,была не способна держаться на костях и выпирала из-под смокинга. Она начиналасьпрямо под волосами, брови сползали на глаза, а оплывшие щеки — на воротничок.Нос, да и вся голова нависали над туловищем, из коего я видел только грудь,покоившуюся на огромном животе — остальное было сокрыто столом. Но что меняпоразило больше всего, так это его руки огромные, красные, волосатые, сдлинными багровыми пальцами, — они все время свивались и развивались, нина минуту не оставаясь в покое, подобно двум большим змеям, присоединенным кплечам этого обвислого тела. Красноватые глаза и крючковатый нос лишь дополнялисложившееся у меня впечатление, будто передо мною осьминог. Было что-тозавораживающее в этих беспокойных, нервных руках, что приковывало к ним взгляд.Он просто не мог держать их неподвижными. Все остальное тело представляло собойбезвольную массу рыхлой плоти, но эти две руки, контрастирующие с белизноюскатерти, не знали покоя, так же как и беспрестанно изгибавшиеся и извивавшиесяпальцы.
В сущности, он не мог удержать руки в стороне от девушки, нов то же время не решался положить их на нее и все время молотил ими по столу —то хватался за солонку, то играл с ножом, то передвигал сахарницу, потом вдруг,дотронувшись до оголенного плеча девушки, скользил рукою вниз по ее гладкойматовой коже и снова принимался теребить сахарницу. И за все время ни одинмускул не дрогнул ни на его лице, ни на теле.
Я видел, как она вздрагивает от его прикосновений, неудостаивая его взглядом. Она не отрываясь смотрела на меня, изучая мое лицо исверля глазами спину, когда я отворачивался. И было в этом пристальномнемигающем взгляде какое-то отчаяние, сродни тому, которое испытывает голубка, застывперед немигающими глазами змеи. Помимо модной короткой мальчишеской стрижки,девушка привлекала внимание чем-то еще.
Она была миловидна и юна, насколько, я не могу сказать, но яотметил стройное тело, гладкую — без единой морщинки — кожу и искрящиесямолодостью глаза, даже несмотря на затаившийся в них страх.
На узеньком пятачке бара под звуки джаза среди запахов еды,кофе и испарений человеческих тел, смешавшихся с приторным ароматом самыхразных духов, вращались в танце парочки. И над всем этим гремел синкопированныйритм джаза, эта музыка била по ушам, сотрясала душу и в то же время затрагивалаее самые сокровенные струны, заставляя их дрожать и вибрировать.
В общем-то, чувствовал я себя здесь не очень уютно. Не точтобы я скрывался — просто мне не хотелось становиться объектом вниманиядевушек, посещающих такие места. С тех пор как один молодой честолюбивыйрепортер в приложении к воскресному журналу поместил на видном месте заголовок«Неуловимый мошенник Эд Дженкинс», жизнь моя сделалась сплошным несчастьем.Статья вызвала интерес, и пройдут годы, прежде чем она забудется. Я сталзаметным человеком.
По глазам этой девушки я понял, что она не знает, кто ятакой, — должно быть, она не читает газет или у нее плохая память на лица.Конечно, я переменил квартиру, прибегнув ко всевозможным мелким ухищрениям,чтобы сбить любопытную общественность со следа, но это было, пожалуй, все, чтоя предпринял. При желании я мог бы спрятаться и получше, но мне не хотелосьэтого делать. Я вдруг почувствовал, что оказаться в центре всеобщего вниманияне так уж плохо, это подогревало мое тщеславие. И все же излишней рекламы я нехотел.
У этой девушки, смотревшей на меня в упор, явно было что-тона уме, значит, пора мне перебраться куда-нибудь еще. Ведь есть множество другихбаров, и, в конце концов, дома у меня лежит недочитанная книга.Я потянулся изевнул, решив, что пора вернуться домой, перелезть в халат, почитать паручасиков и залечь спать. Хватит с меня ночных представлений, во всяком случае —для одной ночи.
Расплачиваясь, я заметил, что девушка встала и, пройдя мимоменя, направилась в дамскую уборную. Я смерил ее пристальным взглядом, и она неотвела глаз. Юбочка на ней была такая короткая, какой я отродясь не видывал, нобольше в ней не было ничего такого, чего бы я не заметил, когда она сидела застолом. Она скрылась из виду, а я вышел, взял такси и поехал домой.
Уже на полпути я обнаружил, что меня преследуют и, надосказать, делают это мастерски. Машина ехала не прямиком за мною, а держалась нарасстоянии квартала, стараясь слиться с общим движением, поджидая меня наперекрестках, то отставая, то обгоняя мое такси, то поворачивая и выписываявокруг него круги, и все время старалась держать его в поле зрения. Это былогромный автомобиль с откидным верхом, полноприводным тормозом и запаснымишинами, длинный, как линкор, и такой маневренный, что такси рядом с нимказалось настоящим ледоколом. Тот, кто сидел за рулем этого драндулета,прекрасно управлял им — создавалось такое впечатление, будто он был один навсей улице.
Будто самолет конвоирует большой дирижабль, усмехнувшись,подумал я. Да провались оно все пропадом! Если кому-то надо знать, где яобитаю, пожалуйста, милости просим. А если они хотят повесить на менякакое-нибудь дельце, сделать из меня козла отпущения, что ж, пусть попробуют,только сначала пусть убедятся, что страховка, назначенная за их жизнь, будетвыплачена сполна.
Я подъехал к дому, где снимал квартиру, расплатился сшофером и, когда такси уехало, пару секунд постоял в темном дверном проеме. С бульвара,находившегося в квартале отсюда, доносился рев уличного движения, по моейстороне улицы ехало две машины, но ничего подозрительного я не заметил. Прошлопять минут, десять, и из-за угла вынырнул автомобиль с откидным верхом изапасными шинами, лихо затормозив в пятидесяти футах от меня. Парень, должнобыть, припарковался где-нибудь в квартале отсюда, немного подождал и теперьподъехал. Мельком я увидел его стройную, укутанную в пальто фигуру, когда онвылезал из машины, потом послышались легкие шаги по тротуару, и тень скользнулак дверному проему.
Я твердо вытянул вперед руку:
— Ну что, браток, поднимемся вместе?
С этими словами я схватил его руку и тут же понял, чтоошибся, — это был не «браток», а «сестрица». Я развернул ее к свету изаглянул в лицо — та самая девица, что сидела рядом с человекообразнымосьминогом.
— О, это будет очень мило, — с забавнымпридыханием в голосе произнесла она, и мы направились к лифту.
Пока мы поднимались, я чувствовал, что ее огромные глазасмотрят мне прямо в лицо. Сам я не очень ее разглядывал, так как уже успелсделать это в баре, — мне было вполне достаточно. Если кто-нибудь можетсказать что-то об этих девицах, только взглянув на них, значит, он разбираетсяв них больше меня. Они вечно разряжены и размалеваны, говорят глупости,способны вогнать в краску кого угодно, речь их нашпигована какими-то одним импонятными словечками, но в то же время эти создания, как никто другой, честны ипрямолинейны.Так что если эта девица решила просверлить взглядом мое лицо, я нестану ей мешать. Возле моей квартиры она собралась было объясниться, но яоткрыл дверь и пропустил ее вперед.
