Оба мальчика быстро пробежали запутаннейшим лабиринтом узкихулиц и дворов и тогда только рискнули остановиться в низком и темном подъезде.Постояв здесь молча ровно столько времени, сколько нужно было, чтобы отдышатьсяи обрести дар речи, юный Бейтс весело взвизгнул и, залившись неудержимымсмехом, бросился на крылечко и начал по нему кататься вне себя от восторга.
— В чем дело? — осведомился Плут.
— Ха-ха-ха! — заливался Чарли Бейтс.
— Заткни глотку, — приказал Плут, осторожноозираясь. — Хочешь, чтобы тебя сцапали, дурак?
— Я не могу удержаться, — сказал Чарли, — немогу удержаться! Как он улепетывал, сворачивая за угол, налетал на тумбы иопять пускался бежать, словно и сам он железный, как тумба, а утиралка у меня вкармане, а я ору ему вслед. Ах, боже мой!
Живое воображение юного Бейтса воспроизвело всю сцену вслишком ярких красках. При этом восклицании он снова стал кататься по крылечкуи захохотал еще громче.
— Что скажет Феджин? — спросил Плут,воспользовавшись минутой, когда его приятель снова задохнулся от смеха.
— Что? — переспросил Чарли Бейтс.
— Вот именно — что? — повторил Плут.
— А что же он может сказать? — спросил Чарли,внезапно перестав веселиться, потому что вид у Плута был серьезный. — Чтоон может сказать?
Мистер Даукинс минуты две свистел, затем, сняв шляпу,почесал голову и трижды кивнул.
— Что ты хочешь сказать? — спросил Чарли.
— Тра-ля-ля! Вздор и чепуха, черт подери! — сказалПим. И на умной его физиономии появилась усмешка.
Это было пояснение, но неудовлетворительное. Юный Бейтснашел его таковым и повторил:
— Что ты хочешь сказать?
Чарли ничего не ответил; надев шляпу и подобрав полы своегодлинного сюртука, он подпер щеку языком, раз шесть по привычке, новыразительно, щелкнул себя по переносице и, повернувшись на каблуках, шмыгнулво двор. Юный Бейтс с задумчивой физиономией последовал за ним.
Несколько минут спустя после этого разговора шаги на скрипучейлестнице привлекли внимание веселого старого джентльмена, который сидел уочага, держа в левой руке дешевую колбасу и хлеб, а в правой — складной нож: натагане стояла оловянная кастрюля. Отвратительная улыбка появилась на егобледном лице, когда он оглянулся и, зорко посматривая из-под густых рыжихбровей, повернулся к двери и стал прислушиваться.
— Что же это? — пробормотал еврей, изменившись влице. — Только двое? Где третий? Не могли же они попасть в беду.
Шаги приближались; они уже слышались с площадки лестницы.Дверь медленно открылась, и Плут с Чарли Бейтсом, войдя, закрыли ее за собой.
Глава 13
Понятливый читатель знакомится с новыми лицами; в связи сэтим повествуется о разных занимательных предметах, имеющих отношение к этойистории
— Где Оливер? — с грозным видом спросил еврей ивскочил. — Где мальчик?
Юные воришки смотрели на своего наставника, встревоженныеего порывистым движением, и с беспокойством переглянулись. Но они ничего неответили.
— Что случилось с мальчиком? — крикнул еврей,крепко схватив Плута за шиворот и осыпая его отвратительнымиругательствами. — Отвечай, или я тебя задушу!
Мистер Феджин отнюдь не шутил, и Чарли Бейтс, которыйпочитал разумным заботиться о собственной безопасности и не видел ничегоневероятного в том, что затем наступит и его черед погибнуть от удушения, упална колени и испустил громкий, протяжный, несмолкающий рев — нечто среднее междуревом бешеного быка и ревом рупора.
— Будешь ты говорить? — рявкнул еврей, встряхиваяПлута с такой силой, что казалось поистине чудесным, как тот не выскочит изсвоего широкого сюртука.
— Ищейки его сцапали, и конец делу! — сердитосказал Плут. — Пустите меня, слышите!
Рванувшись и выскользнув из широкого сюртука, которыйостался в руках еврея. Плут схватил вилку для поджаривания гренок и замахнулся,целясь в жилет веселого старого джентльмена; если бы это увенчалось успехом,старик лишился бы некоторой доли веселости, которую нелегко было бы возместить.
В этот критический момент еврей отскочил с такимпроворством, какого трудно было ожидать от человека, по-видимому стольнемощного и дряхлого, и, схватив кувшин, замахнулся, чтобы швырнуть его вголову противнику. Но так как в эту минуту Чарли Бейтс привлек его вниманиепоистине устрашающим воем, он внезапно передумал и запустил кувшином в этогомолодого джентльмена.
— Что за чертовщина! — проворчал чей-тобас. — Кто это швырнул? Хорошо, что в меня попало пиво, а не кувшин, не тоя бы кое с кем расправился!.. Ну конечно! Кто же, кроме этого чертова богача,грабителя, старого еврея, станет зря расплескивать напитки! Разве чтоводу, — да и воду только в том случае, если каждые три месяца обманываетводопроводную компанию… В чем дело, Феджин? Черт меня подери, если мой шарф невымок в пиве!.. Ступай сюда, подлая тварь, чего торчишь там, за дверью, будтостыдишься своего хозяина! Сюда!
Субъект, произнесший эту речь, был крепкого сложения детинойлет тридцати пяти, в черном вельветовом сюртуке, весьма грязных коротких темныхштанах, башмаках на шнуровке и серых бумажных чулках, которые обтягивалитолстые ноги с выпуклыми икрами, — такие ноги при таком костюме всегдапроизводят впечатление чего-то незаконченного, если их не украшают кандалы. Наголове у него была коричневая шляпа, а на шее пестрый шарф, длинными, обтрепаннымиконцами которого он вытирал лицо, залитое пивом. Когда он покончил с этимделом, обнаружилось, что лицо у него широкое, грубое, несколько дней не знавшеебритвы; глаза были мрачные; один из них обрамляли разноцветные пятна,свидетельствующие о недавно полученном ударе.
— Сюда, слышишь? — проворчал этот симпатичныйсубъект.
Белая лохматая собака с исцарапанной мордой прошмыгнула вкомнату.
— Почему не входила раньше? — сказалсубъект. — Слишком возгордилась, чтобы показываться со мной на людях?Ложись!
Приказание сопровождалось пинком, отбросившим животное вдругой конец комнаты. Однако пес, по-видимому, привык к этому: очень спокойноон улегся в углу, не издавая ни звука, раз двадцать в минуту мигая своиминедобрыми глазами, и, казалось, принялся обозревать комнату.
— Чем это вы тут занимаетесь: мучите мальчиков, жадный,скупой, ненасытный старик, укрыватель краденого? — спросил детина,преспокойно усаживаясь. — Удивляюсь, как это они вас еще не прикончили! Ябы на их месте это сделал! Я бы давным-давно это сделал, будь я вашим ученикоми… нет, продать вас мне бы не удалось, куда вы годны?! Разве что сохранять вас,как редкую уродину, в стеклянной банке, да таких больших стеклянных банок,кажется, не делают.
