О своём бывшем муже Мария не вспоминала, а если иногда он и являлся в её мыслях, то старалась побыстрее избавиться от них. Был он мот, краснобай и любитель женщин, человек поверхностный и непостоянный, сегодня давал слово, а назавтра поступал как душе заблагорассудится. Когда она застала его с другой женщиной, то выпалила зло и непримиримо:
— Больше в мою светлицу ни шагу! Чтобы глаза мои тебя больше не видели!
И слово своё сдержала, хотя он и ныл, и упрашивал её чуть ли не ежедневно. А потом ушёл в поход и не вернулся, о чём она нисколько не горевала. Жила, не заглядывая в будущее, довольствуясь тем, что давал очередной день, такой уж был её характер. И вдруг сегодня взволновал её единственный взгляд неспокойных глаз. Они до сих пор стояли перед ней, эти большие, голубые, обведённые тёмными кругами, грустные и какие-то обречённые глаза, как будто этот человек знал больше, чем все остальные, вместе взятые, ведал особую тайну, непостижимую другим. И она вдруг почувствовала и осознала: помани он её только одним пальчиком, пойдёт она за ним хоть на край света...
Наутро она пошла в девичью, где пряли, ткали, вышивали и делали другую женскую работу. Там можно было узнать разные новости. Ей тотчас сообщили, что Михаил, Мстислав и Ярополк обо всём договорились и целовали крест митрополиту, что в Суздальской земле будут действовать сообща, а за Михаилом было признано старшинство.
«Значит, он скоро уедет и я с ним даже словом не перемолвлюсь!» — со страхом подумала она и стала прикидывать, какой найти предлог, чтобы встретиться, но в голову ничего путного не приходило, а пойти в его горницу не позволяла женская гордость, которая была сильнее любви.
В коридоре двигались люди, пару раз проходил он; она каким-то особым чутьём узнавала его шаги. Наконец он зашёл в девичью, бестолково потоптался возле двери. Она не поднимала глаз, но чувствовала, что он смотрит на неё.
Михаил спросил:
— Князя Мстислава не было?
— Нет, — ответило ему несколько весёлых голосов.
Он ещё немного побыл и ушёл.
— Какой смешной! — сказала одна из девушек. — Чего Мстиславу делать между нас?
И все засмеялись.
Только она одна знала, что Михаил ради неё заглянул в девичью, что он не уедет, не встретившись с ней, и стала ждать этой встречи.
В тот же вечер, после ужина, Мария осталась одна в трапезной. И он пришёл. Она издали услышала его шаги и поняла, что сейчас случится самое важное в её жизни.
— Все уже разошлись? — отстранённым голосом спросил он.
Она пожала плечами, чувствуя, как жар заливает её лицо и шею.
— А я надеялся поговорить с кем-нибудь перед сном, — продолжал он и присел на скамеечку рядом с ней.
— И о чём же? — выдавила она из себя.
— Не знаю. О чём-нибудь...
— Может, о том, как впервые увидели мы друг друга в гриднице? — будто проваливаясь в жуткую пропасть, вдруг осмелилась спросить она.
— А ты поняла сразу?
— Конечно. С первого нашего взгляда.
Он обречённо опустил голову, словно уличённый в каком-то преступлении, и замер. Тогда Мария встала, придвинулась к нему вплотную и провела ладонью по холодному влажному лбу.
— Я бы хотела уехать с тобой, чтобы больше никогда не расставаться, — сказала она, вздохнув. — Но это пока невозможно.
Наутро князья уехали. Мария видела с крыльца, как Михаил, поддерживаемый дружинником, взобрался на коня и тронул с места. Проезжая мимо, он улыбнулся ей той особой покорной, радостной и жадной, только ей предназначенной улыбкой, которая заставила её забыть обо всём на свете.
Через десять дней князья прибыли в Москву. Михаил последний раз был в ней полтора десятка лет назад, когда Андрей Боголюбский направил его на княжение в Торческ. Города было не узнать, так разросся он за это время. По берегам Москвы и Яузы широко раскинулись новые посады, дома стояли там, где раньше было поле, называемое по имени прежнего хозяина здешних мест Кучковым полем. Оно и неудивительно: по полноводной Москва-реке шли суда до Оки, а потом по Волге в богатые восточные страны; через Москву проходили пути с севера на юг и с востока на запад; сюда, под защиту бескрайних лесов, уходили жители Южной Руси, разоряемой половецкими набегами и княжескими междоусобными войнами. Здесь было тихо и спокойно, и можно было жить и трудиться, не боясь за свою жизнь и завтрашний день. Край быстро заполнялся людьми, которые новым селениям и городам давали названия по тем местам, откуда вынуждены были бежать: Киево, Киевцы, Переяславль, Перемышль, Стародуб, Вышгород, Галич, а безымянные речки именовали как на юге: Лыбедь, Трубеж, Почайна...
В Москве остановились в тереме тысяцкого Радилы. Туда же скоро явился ростовский боярин Иван Ручечник, мило и угодливо со всеми поздоровался, а потом в дальнюю горницу отозвал Мстислава и Ярополка и стал горячо шептать:
— Зачем вы привезли с собой Михалку? Разве не знаете, что Юрьевичей не признают ни Ростов, ни Суздаль?
— Ростовцы и суздальцы в своё время крест целовали Юрию Долгорукому, что примут на княжение его сыновей, — возразил Мстислав. — Нельзя без них обходиться, смута большая поднимется.
— Когда это было! Все позабыли. К тому же настроение жителей переменилось. Сам Андрей Боголюбский нарушил крестное целование, сослав своих младших братьев в Византию. Если князья не держат свои клятвы, то что остаётся делать их подданным?
— Чем же вам негож Михаил Юрьевич?
— После Андрея Боголюбского не желаем никаких Юрьевичей! Натерпелись от его самовластья. Он наши старинные боярские обычаи порушил, Ростов и Суздаль забросил и стольным городом сделал ремесленный Владимир, на голытьбу стал опираться.
— Но мы только что митрополиту крест целовали, что признаем Михаила старшим среди нас, — продолжал упираться Мстислав.
Однако тут вмешался Ярополк. Был он высок ростом, с полным лицом и крупными, навыкате глазами, в высоко вырезанных ноздрях у него всегда поблескивала слизь.
— О чём тут спорить, коли нас сам народ просит! — напористо заговорил он. — Едем в Суздаль, а Михалка пусть в свой Торческ возвращается!
— Значит, начнётся междоусобная война, — откинувшись на спинку кресла, устало проговорил Мстислав. — Владимирцы не смирятся, а у них княжеская дружина. Нет, я в таких играх не участвую.
— Мы обо всём позаботились, всё предусмотрели и подготовили! — свистящим шёпотом торопливо проговорил боярин. — Мы загодя перевели дружину в Переяславль, дружинников одарили подарками, выдали им жалованье наперёд. Бояре не поскупились, мошной потрясли. Никуда теперь они от нас не денутся, верно служить будут!
— Ну коли так, — заколебался Мстислав...
— Я ещё не всё сказал, — продолжал Иван Ручечник. — Мы посылали гонцов в разные города. Ответили нам Рязань и Муром. Обещают прислать свои полки. Ну так как?
