— Прибыли остальные мои копьеносцы. Если бы я сразувступил сюда со всеми своими силами, вы бы попрятались по щелям, как гекконы вгруде валежника; нам бы потребовались тогда, может быть, дни и дни, чтобыобшарить ваш дворец и выкурить вас из укромных уголков. Ну а теперь ты лежишьсловно у меня на ладони.
Хозяин поднял свой посох.
Князь отвел назад руку с кинжалом.
— Опусти его, — сказал он, — или я метнукинжал. Не знаю, попаду я или промахнусь, но вполне могу попасть. Ну так что,ты не побоишься сыграть, когда ставкой будет подлинная смерть, а?
Хозяин опустил свой посох.
— Подлинную смерть познаешь ты, — сказалХозяин, — когда служители Кармы скормят псам тела твоих всадников.
Князь закашлялся и безо всякого интереса поглядел на своюкровавую слюну.
— Ну а пока обсудим политику? — предложил он.
Когда стихли звуки битвы, первым к ним приблизился Стрейк —высокий, пропыленный, в волосах у него запеклось почти столько же крови, как ина лезвии меча, — его недоверчиво обнюхала белая кобыла. Он отдал князючесть и сказал:
— Готово.
— Слышишь, Хозяин Кармы? — спросил князь. —Твои служители — вот истинная пища для псов.
Хозяин не отвечал.
— Обслужишь меня сейчас, и я сохраню тебе жизнь, —сказал князь. Откажешься, и я лишу тебя ее.
— Обслужу, — сказал Хозяин.
— Стрейк, — распорядился князь, — пошли двоихобратно в город; одного — за Нарадой, другого — на улицу Ткачей заЯннавегом-парусинником. Из трех копейщиков у Хауканы пусть остается только один— постережет до заката Шана Ирабекского, а потом свяжет его и оставит там, асам догоняет нас.
Стрейк улыбнулся и отсалютовал князю.
— А сейчас пришли людей, чтобы перенести меня внутрьпалат и приследить за Хозяином.
Свое старое тело он сжег вместе со всеми остальными.Служители Кармы пали в бою все до одного. Из семи безымянных Хозяев в живыхостался только толстяк. Банк спермы и яйцеклеток, резервуары для выращивания икамеры для готовых тел увезти было невозможно, зато само оборудование дляпереноса было демонтировано и погружено на лошадей, лишившихся в битве своихвсадников. Юный князь, восседая на белой кобыле, смотрел, как челюсти пламенисмыкались на телах павших. Восемь погребальных костров пылало на фонепредрассветного неба. Тот, который был парусных дел мастером, посмотрел наближайший к воротам костер; его зажгли последним, и только сейчас языки пламенидобрались до верха, где покоилась громадная туша, облаченная в черное одеяние сжелтым кругом на груди. Когда пламя коснулось его и одежда начала дымиться,собака, забившаяся с поджатым хвостом под кусты в обезображенном саду, поднялак небу морду и завыла, и вой ее был очень похож на плач.
— Сегодня счет твоих грехов перешел все границы, —сказал парусный мастер.
— Но, гм, есть еще и счет молитв! — откликнулсякнязь. — Буду уповать на него. Хотя будущим теологам еще предстоит принятьокончательное решение о правомерности этих жетонов и одноруких бандитов. Атеперь — пусть Небеса соображают, что стряслось здесь сегодня. Пораотправляться, мой капитан. Пока — в горы, а там — врозь, так будет безопасней.Не знаю, какой дорогой я последую, единственно знаю, что ведет она к вратамНебес и что я должен идти по ней во всеоружии.
— Бич Демонов, — протянул его собеседник, и князьулыбнулся.
Приблизился предводитель копейщиков. Князь кивнул ему.Прозвучали выкрики приказаний.
Колонны всадников двинулись в путь, прошли через воротаДворца Кармы, свернули с дороги и направились вверх по склону на юго-восток,удаляясь от города Махаратхи, а за спиной у них, словно утренняя заря, пылалитела их товарищей.
Глава 3
Поведано, что когда явился Учитель, приходили послушать егоучение люди всех каст — и даже животные, боги, забредал случайный святой; иуходили они оттуда укрепившись духом и праведнее, чем были. Считалось, что онобрел просветление, хотя были и такие, кто называл его мошенником, грешником,преступником или пройдохой. Не все из этих последних числились среди еговрагов; но, с другой стороны, не все из тех, кто окреп духом и стал праведнее,могли быть причислены к его друзьям и сторонникам. Последователи звали егоМахасаматман, и некоторые из них говорили, что он бог. И вот вскоре стало ясно,что принят он в качестве учителя, что смотрят на него с уважением; приобрел онмного богатых сторонников и прославился далеко за пределами округи; сталиназывать его Татхагатой, что означает Тот, Кто Постиг. И отметить нужно, чтохотя богиня Вали (иногда — в наиболее безобидных ее проявлениях — известная какДурга) никогда не высказывала формального заключения касательно достижения имсостояния будды, оказала она ему честь исключительную, отрядив воздать ему своюдань не простого наемного убийцу, а святого своего палача…
Не исчезает истинная Дхамма,
пока не возрастет в мире Дхамма ложная.
Когда возрастает ложная Дхамма, вынуждает она
истинную Дхамму исчезнуть.
Самьютта-никал (11, 224)
Поблизости от города Алундила раскинулась роскошная роща,деревья с голубой корой венчала там пурпурная листва, легкостью подобная перу.Прославлена была эта роща своей красотой, а также и священным покоем, что царилпод ее сенью. До его обращения принадлежала она купцу Васу, который потомпредоставил ее учителю, известному и под именем Махасаматман, и под прозвищемТатхагата, и как Просветленный. В этой роще и обосновался учитель со своимипоследователями, и когда проходили они среди дня по городу, никогда не оставалисьпустыми их чаши для подаяния.
К роще всегда стекалось и множество пилигримов. Верующие,любопытные, хищные до чужого, — все они бесконечной чередой проходили там,добираясь кто по воде, кто посуху, кто верхом, а кто пешком.
Алундил — довольно заурядный городишко. Обычными были в неми крытые соломой лачуги, и одноэтажные деревянные халупы; немощеной оставаласьглавная улица, вся исчерченная шрамами от колес бесчисленных повозок; имелось внем два больших базара и множество мелких; вокруг протянулись обширные полязлаков, принадлежащие вайшьям и обрабатываемые шудрами, казалось, что город —это остров в зелено-голубом озере; из-за большого наплыва путешественниковмного было в черте города постоялых дворов (но, конечно, ни один из них не могсравниться с легендарным гостиным двором Хауканы в далекой Махаратхе); былиздесь и свои святые и свои сказители; и уж конечно был здесь и свой Храм.
