нужды заложили священные сосуды. Срок выкупа подходил к концу, и трапезит собирался отдать эти сосуды на переплавку, но Протоген выкупил их за 100 золотых. Стоит подчеркнуть, что Полихарм назван иностранцем, то есть не гражданином Ольвии. Профессия трапезита считалась в древности не достойной гражданина, и ею занимались метеки и вольноотпущенники. Например, большинство из известных афинских трапезитов IV в. было явно не афинского происхождения[311].
Косвенное свидетельство об ольвийских трапезитах содержится в законе Каноба об обмене денег, так как его осуществляли трапезиты. Ольвийские декреты, предоставлявшие различные льготы приезжим купцам из Эллады[312], позволяют считать, что они совершали краткосрочные вклады в местные трапезы для сохранения своих денег. Так, например, сразу же поступил молодой боспорянин, приехавший в Афины с большой суммой денег; друзья отца немедленно представили его крупнейшему афинскому трапезиту Пасиону, которому боспорянин отдал на сохранение свои деньги и в дальнейшем вел с ним много финансовых дел (Isocr. XVII, 4).
В ольвийских трапезах совершались всевозможные денежные сделки и, как было повсюду в Элладе, часто выдавались займы. Правда, давать деньги в долг под проценты не брезговали и отдельные граждане. Так поступал, например, знаменитый оратор Демосфен и его родственник Демон, ссужая крупные суммы под залог кораблей и грузов (Dem. XXXII, 31; Hyper. С. Dem. 17; Plut. Com. Dem. et Cic. III, b). Договоры о займах для морской торговли заключались при свидетелях; их текст (συγγραφή), скрепленный подписями кредитора и должника, отдавали на хранение трапезиту (Dem. XXXV, 14), за что он получал определенную мзду. Если условия сделки нарушались и потерпевший обращался в суд, то договор служил важным документом для разрешения иска.
В V-IV вв. большинство операций в трапезе основывалось на доверии. Соглашения трапезита с клиентом, заключенные устно без свидетелей, часто приводили к судебным тяжбам. Такому делу посвящена, например, семнадцатая речь Исократа «Трапезитик». Вероятно, поэтому Платон в «Законах» (XII, 7, 953 е) предложил оформлять в присутствии свидетелей письменные договоры при сделках купли-продажи.
Различными финансовыми операциями занимались и ольвийские граждане. В VI в. деньги в рост давали богачи Анаксагор и Леонакт[313], а в III в. состояние семьи Протогена, по всей вероятности, хотя бы частично было нажито на процентах от денежных кредитов. Среди них наибольший доход приносила морская торговля.
В Ольвии морской торговлей занимались местные и приезжие купцы. Греческие корабли плохо переносили непогоду и часто терпели крушения; кроме того, их нередко грабили пираты. Поэтому заемы для подобной торговли выдавались под самые высокие проценты. Системы страхования судов не существовало, и в случае крушения корабля или его разграбления заимодавец терял все, данное в долг.
Навигация длилась с апреля по октябрь. Осенью риск кораблекрушения возрастал по сравнению с летом, поэтому ставка займа повышалась. Это прекрасно иллюстрируется текстом договора о выданном в Афинах кредите для покупки вина с целью его продажи на Боспоре или в Ольвии (Dem. XXXV, 10). Заем предоставлялся под 22,5%, если корабли с грузом войдут в Понт «до восхода Арктура», то есть не позже первой трети сентября. Если же суда минуют Гиерон после этого срока, то заплатить придется уже 30%. Для сравнения укажем, что кредиты под залог земли давались под 8—10%[314].
Кипучая жизнь ольвийского порта ежегодно продолжалась около полугода. Зимой же она вообще замирала, потому что в античности регулярно замерзали не только реки Северного Причерноморья, но и Керченский пролив; по нему скифы перегоняли скот с Крымского на Таманский полуостров и обратно (Her. IV, 28; Schol. Aristoph. Αν. 945). В холодное время года значительно сокращалось поле деятельности ольвийских трапезитов из-за отсутствия торговли с другими греческими полисами.
Зато летом порт был наиболее оживленной частью Ольвии. Прибытие любого корабля становилось важным событием. В порт сходилось множество жителей Ольвии. Одни встречали друзей и деловых партнеров, другие стремились заработать на погрузке и разгрузке товаров, третьи просто узнавали новости. Аристотель (fr. 83 Rose) осмеивал зевак, сбегавшихся в афинский порт, чтобы послушать рассказы мореходов, прибывших из Ольвии. Вероятно, и на берегу Гипаниса собиралось много народу послушать, что происходит в Афинах, Милете и других греческих полисах.
Из Верхнего города открывался далекий обзор, поэтому ольвиополиты заранее знали, какие корабли движутся в их порт. С юга появлялись суда из Эллады и Причерноморья, с севера по Гипанису и по Борисфену из-за Гипполаева мыса выходили корабли, плававшие с товаром в Скифию (рис. 50). Торговля на них осуществлялась в основном ольвийскими купцами. Они вели главным образом посредническую торговлю, снабжая скифов вином, посудой, украшениями и другими товарами[315], которые пользовались там спросом и закупались в Ольвии с кораблей, прибывших из разных греческих полисов.
Местные племена получали из Ольвии также товары ее собственного производства: соль, добывавшуюся в устье Борисфена (Her. IV, 53; Dio Chrys. XXXVI, 3) и разные ремесленные изделия. Среди них заметное место занимали зеркала. Уже в VI в. ольвийские ремесленники изготовляли зеркала, украшенные в скифском зверином стиле, которые покупали во всей Восточной Европе[316]. Их находки свидетельствуют, что ольвийские купцы отправлялись в отдаленные области Восточной Европы не только речными, но и сухопутными путями. На севере их деятельность простиралась до широт Киева, а на востоке они вместе со скифскими торговцами доходили до Урала, где в обмен на свои товары покупали золото[317]. На их рассказах построено почти все описание Восточной Европы в «Истории» Геродота, почерпнувшего свои сведения о Скифии в основном у ольвиополитов[318]. Позже, в эллинистический период о дальних поездках ольвийских купцов по Восточной Европе свидетельствуют находки ольвийских монет в Нижнем Поволжье[319].
По рекам Северного Причерноморья греки плавали на небольших судах, а по мелководным притокам на плоскодонных челнах. Уже в VI в. они достигали Немировского городища, отстоящего от Ольвии на 300 км вверх по Гипанису на его левом притоке реке Мирке. Здесь найден местный сосуд с процарапанной на нем застольной греческой надписью, сделанной во время пребывания купцов в этом районе[320].
Борисфен служил ольвийским купцам не менее важным торговым путем, чем Гипанис. В V в. в левом притоке Днепра на территории современной Черкасской области утонула партия крупных бронзовых сосудов, по-видимому афинской работы, которые были отправлены на продажу в Скифию. В торфянике, на месте пересохшего русла реки Супой, близ села Песчаного найдены амфоры, гидрии, ситулы и лутерии, некоторые из них украшены рельефами; на стенке лутерия помещено изображение грифона, терзающего оленя, а на гидрии у ручки — фигурка сирены[321]. В Ольвии целых
