нарушителей в судебном порядке взыскивается штраф, конфискуется весь товар и уплаченные за него деньги.
Итак, в Ольвии разрешалась покупка и продажа золотых и серебряных монет любого государства. Власти устанавливали определенный курс только на кизикины, которые в VI — начале IV в. выполняли роль международной валюты, вроде современного доллара. Недаром Платон назвал их «общими деньгами Эллады».
Серебряные статеры, о которых говорится в декрете, найдены при раскопках в Ольвии. На их аверсе находится профиль Деметры с ожерельем на шее, а на реверсе — орел с распущенными крыльями над дельфином[301]. Электровые кизикины имели различные изображения в зависимости от времени их чеканки. Принимались же монеты любых эмиссий. Свое наименование кизикины получили от выпускавшего их города Кизика на азиатском берегу Мраморного моря. Сюда поступал электр, добывавшийся в Лидии в долине золотоносной реки Пактол. В разных партиях электра, природного сплава золота и серебра, соотношение между этими металлами было неодинаковым. Только на рубеже V—IV вв. греки научились выплавлять искусственный электр и соблюдать заданное соотношение между двумя составлявшими его металлами. Во время издания ольвийского декрета нормой считалось 52% золота и 48% серебра.
Ольвийский курс обмена кизикинов, по всей вероятности, отражал курс этих монет на греческом рынке. Государство могло извлечь небольшую прибыль от установленной нормы обмена, поскольку резкий разрыв между стоимостью кизикина в Ольвии и других городах привел бы к переходу на золото и серебро иных полисов. Ведь их монеты разрешалось ввозить в Ольвию без ограничения и менять по соглашению сторон[302].
Текст ольвийского декрета разъясняет механизм наказания нарушителей закона. Право взимания штрафа получали откупщики, уплатившие государству определенную сумму. Все, что они выручали сверх этого, составляло их доход, поэтому они были заинтересованы выявить как можно больше нарушителей. Откупщик передавал иск в суд, и там его рассматривали вне очереди, как и прочие дела, связанные с морской торговлей. В случае выигрыша дела откупщик становился владельцем товара нарушителя или денег, уплаченных за этот товар.
Стоит особо остановиться на пункте декрета с указанием обязательства проводить обмен денег только в одном месте, «на камне в экклесиастерии». Экклесиастерий — место народного собрания, которое у греков часто проходило на агоре, и там выступали ораторы, поднявшись на каменное возвышение. Поэтому еще в прошлом веке В. В. Латышев предположил, что на ольвийской агоре находился камень для ораторов, и на нем надлежало обменивать деньги[303]. Другие ученые, анализировавшие декрет, либо соглашались с интерпретацией В. В. Латышева, либо никак не комментировали его слова[304].
По моему мнению, экклесиастерий в декрете Каноба подразумевает здание для народного собрания и заседаний Совета. Такие постройки известны по раскопкам в некоторых греческих городах, например, в Приене, небольшом городе недалеко от Милета, сопоставимом по размеру с Ольвией. Там экклесиастерий в IV в. вмещал всех полноправных граждан числом около восьмисот[305]. В Ольвии с ее суровым в зимнее время климатом такое здание представляется весьма необходимым. В центре Верхнего города, где концентрировались сооружения общественного назначения, остатков экклесиастерия не обнаружено. По-видимому, он располагался в Нижнем городе неподалеку от порта, откуда приезжие направлялись обменивать деньги. Наиболее подходящим местом для подобного здания представляется вторая ольвийская агора, площадь которой, по-видимому, открывается в Нижнем городе[306].
Что же касается камня, на котором должен был производиться обмен, то, думаю, речь идет о хранившемся в здании экклесиастерия эталонном пробирном камне[307]. На нем испытывали качество благородных металлов в разных изделиях, в первую очередь, в монетах, выявляя среди них фальшивые и недоброкачественные.
Подобно электру, лучшие пробирные камни (βάσανος) добывали в Лидии, поэтому греки часто называли их лидийскими. Например, Феокрит в идиллии «Влюбленный» (XII, 36-37) сравнил уста судьи состязаний юношей с лидийским камнем, «которым менялы поддельный металл различают». Этот камень представлял природную разновидность мелкозернистого сланца темного или черного цвета. На нем даже сейчас иногда, наряду с более совершенными методами, устанавливают пробу благородного металла. Этот простой и быстрый способ (штрих-проба) не изменился принципиально с античных времен.
Меняла имел набор заранее приготовленных эталонов (теперь это стержни из различных сплавов строго определенных проб). Испытуемым изделием (или монетой) проводили черту на пробирном камне и рядом другую черту эталоном. Если на камне обе черты оказывались одинаковыми, то состав металла испытуемого предмета соответствовал эталонному. Если же черты имели разные оттенки, то подбирался иной эталон, с помощью которого и определялось количество благородного металла в монете или другом изделии (украшениях, сосудах и пр.).
Распоряжение испытывать монеты на определенном эталонном камне соответствовало другим мерам, обеспечивавшим контроль ольвийского полиса за порядком в торговле, в частности, установлению стандартов мер и весов, о чем говорилось выше. Государственный контроль за пробой металлов в монетах существовал и в других полисах, например, в Афинах в том же IV в.[308]
Начиная с VI в., несколько сотен греческих городов и их колоний выпускали собственные монеты в разных денежно-весовых системах. Интенсивная торговля требовала возможности приравнивать друг к другу денежные единицы разных полисов. Так появилась профессия менялы. Он раскладывал деньги и проверял качество монет на особом столе (по-гречески τράπεζα), откуда произошло греческое название этой профессии — трапезит. Трапезиты существовали в каждом греческом городе. Сначала они занимались обменом денег одной денежной системы на другую и проверкой качества монет; ведь фальшивомонетчики появились уже в древности, а иногда некоторые государства выпускали неполноценные монеты[309].
Постепенно функции трапезитов расширялись, а к концу V в. меняльные лавки-трапезы превратились в прототипы современных банков и отчасти ломбардов[310]. Обмен денег составлял лишь малую часть их функций.
В трапезу вносили краткосрочные или долгосрочные вклады. Первые производили для сохранности денег, главным образом, приезжие, опасавшиеся хранить свои деньги в том месте, где они останавливались. Долгосрочный вклад помещали под проценты для увеличения капитала. В некоторых трапезах за определенную сумму брали на прокат дорогую посуду, покрывала, гиматии и т. п. для приема гостей (Dem. XLIX, 22). Трапезиты давали деньги под залог ценных вещей, осуществляли денежные переводы в другие города, выдавали займы под проценты; за определенную плату они хранили ценности и разные документы, совершали от имени клиента различные сделки, выступали посредниками при заключении договоров и разных платежей. Греческие трапезиты первыми стали практиковать введение в оборот чужих денег; это, по мнению современных ученых, является решающим доказательством того, что древняя Эллада была родиной банковского дела.
О трапезитах в Ольвии известно по эпиграфическим источникам и различным косвенным данным. В декрете Протогена сохранилось имя ольвийского трапезита Полихарма, которому архонты на городские
