может за письмом, написанным сегодня, придти адресат из прошлого?
Через месяц он снова прошел по косе на маяк и… не нашел своего письма. Он не поверил другу, который сказал, что письмо унес ветер. Он знал: его унесла жена. И он не смеялся над другом, когда тот однажды тоже понес на маяк письмо к своей умершей матери.
Вскоре все стены внутри маяка снизу доверху заклеили письмами и фотографиями.
Когда море расступалось, открывая косу из гальки, вереница людей вступала на нее. Открыв железную дверь, они медленно поднимались по каменной спиральной лестнице, выискивая на стенах свободные места. Достав из-за пазухи пузырьки с клеем, покрывали стены белыми листочками и — фотографиями… Как будто беспокоились о том, чтобы пришедшие за письмами узнали свой земной облик. Немного постояв на лестнице, словно надеясь случайно столкнуться с адресатом, они возвращались на берег, то и дело оглядываясь назад. А потом, спустя некоторое время, на стенах маяка вновь появлялись свободные места. То ли за письмами приходили адресаты, то ли их уносил ветер. Думайте, как хотите…
Я не сразу пришла на маяк, а только, когда однажды надежда покинула меня. Сначала я искала тебя везде, где мы с тобой бывали раньше. Мой путь не менялся — след в след за нашими следами, оставленными в прошлом. По пыльным дорогам, по берегам морей и озер, по пляжам и сосновым рощам.
Вот я иду по маленькому мостику через бурный горный ручей. Солнце слепит глаза и гладит горячей ладонью мою макушку. И вновь, как в прошлом, у меня кружится голова, и я сажусь на деревянные доски, свесив ноги вниз. Мои коротко стриженые волосы топорщатся сосульками — это ты льешь мне на голову воду, спасая от солнечного удара. Ты? Я оборачиваюсь — тебя нет рядом.
Рассвет в горах начинается рано, может быть потому, что они ближе к солнцу? Мы любуемся его первыми лучами с высоты птичьего полета. Ложась золотыми нитями на водную гладь, они раскрашивают мраморные прожилки моря яркими цветами. Мы молчим: зачем слова, когда в мире такая гармония? Я и сегодня стою молча на берегу тихого Мраморного моря, очарованная его красотой.
Помнишь тот магазинчик в Пирее? Мне все лишь нужна была шляпа от солнца. Ты превратил ее покупку в целое представление. Оставив меня в машине, зашел в магазин. Ты брал с витрины одну за другой шляпы и выносил их на крыльцо, показывая их мне.
— Эта? — спрашивал твой взгляд.
— Нет! — смеялась я.
— Эта?
— Нет!
Ты всегда был романтиком и немного театральным режиссером — ты придумывал красивые сцены в самой жизни.
Я побывала везде, но так и не нашла тебя. И настал тот день, когда я сдалась. Написав тебе письма, я перевязала их розовой ленточкой и пошла к маяку.
Я медленно поднималась по ступенькам лестницы, разыскивая свободное место на стене. Писем было много, наверное, за ними давно никто не приходил. Строчки, строчки… Множество строчек о невыносимой тоске, о горькой печали, о ледяной бессоннице в ночи, о неугасающей любви. И лица на фотографиях — веселые и грустные, старые и молодые.
Свою фотографию я увидела, уже стоя на верхних ступеньках. Под снимком были прикреплены несколько исписанных листочков. Полоска скотча держала еще одну вещь — тонкую серебряную цепочку с кулоном из бирюзы. Я не сразу поняла… Сперва протянула руку, сорвала верхний листок и прочитала:
«Я сделал этот снимок в аэропорту, когда мы прощались. Через несколько минут ты поднялась по трапу самолета, а еще через полчаса он разбился, разлучив нас навсегда. Время не лечит раны, по крайней мере, мои. Они слишком глубоки. Я пишу тебе и верю, что ты придешь за моими письмами. А еще я твердо знаю, что ты ответишь мне. Назначенные полвека скоро закончатся, и маяк передаст письма из прошлого в будущее. Но разве ты сейчас не в моем прошлом? Напиши мне. Маяк сделает для нас исключение и сохранит твои письма вместе с другими на дне моря. Вот увидишь. Я приду за твоими письмами через много лет. И я найду их здесь».
Не знаю, сколько времени я стояла каменным столбом и смотрела на свою фотографию на стене…
Когда-то в детстве я очень боялась фотографироваться. Отворачивалась от объектива фотоаппарата, думая, что если ему удастся меня сфотографировать, я останусь только на фото, навсегда исчезнув из реальности. Этот момент настал — теперь я существую только на этой фотографии.
Я бессильно опускаюсь на лестницу, и листочки, перевязанные лентой, выскальзывают из моих рук, рассыпаясь по ступенькам. Я ловлю их, собираю в стопку, один к одному, и обматываю цепочкой с бирюзовым кулоном. Ты всегда дарил мне украшения с бирюзой и продолжаешь дарить их мне даже мертвой.
Если бы я была жива, то сейчас на письма капали бы слезы. Но я мертва с того самого дня, когда мы расстались в аэропорту.
Я сижу на бетонной площадке у основания маяка. От берега меня отделяют несколько километров. Волны с глухим рокотом бьют о каменные плиты, рассыпаясь каскадом брызг. Зеленые водоросли прилипли к бетону, делая маяк похожим на заросшее мхом дерево.
Днем я вижу людей с белыми конвертами, идущих к маяку по каменистой косе. Ночью я вижу безмолвные тени, скользящие по лестнице маяка и исчезающие вместе с письмами на рассвете.
Мне не одиноко — со мной разговаривают письма, запертые в контейнере. Они устали ждать тех, кто их прочитает, и рассказывают мне о своих тайнах. Я слушаю их на рассвете, слушаю на закате. Иногда я прошу их помолчать и перечитываю твои письма. И хотя я знаю их наизусть, мне приятно касаться листочков, которые ты держал в своих руках.
Я не знаю, сколько дней и лет я здесь нахожусь. Я не чувствую времени.
Просто однажды заметила, что глаз прожектора маяка погас и теперь подслеповато смотрит на зеленые оливковые рощи на холмах, на белые корабли на горизонте, на стаи пролетающих птиц. Круглая башня маяка покрыта трещинами и выбоинами: дождь и ветер оставили на ней глубокие шрамы. Железные поручни внутренней лестницы заржавели. Полоска косы, появляющаяся во время отлива, перестала быть дорогой надежды.
Последний раз люди приходили к маяку, когда поднимали со дна моря контейнер с письмами в будущее. В тот день, когда это будущее наступило.
Сотни людей, вновь приехавших в рыбацкий поселок, смотрели, как из холодной глубины поднимают контейнер, как его открывают, доставая на свет из полувекового плена множество писем.
В тот день для
