class="p1">— Не. «Отче наш» только.
— Вот оно как, — в голосе дяди Саши было удивление. — Откуда?
— Мама научила.
— Молодец твоя мама. Эй, только не плачь.
— Хорошо, — кивнул Димка.
И все-таки заплакал, но взял себя в руки, вытер слезы левой рукой.
Дядя Саша посмотрел на нож в правой руке мальчика. Наклонился и завязал ему шнурки.
— А они… Те люди, дядь Саш. Они помогут?
— Не знаю. Их, волков, всего горстка. Но остались те, кого Пустые не могут сожрать. Должны, должны остаться. Они тоже… Даже собаки огрызаются, если их бить. Если… Короче, найти их надо. Мы, люди, уже победили один раз когда-то. Все может быть.
Он с трудом поднялся. Сделал шаг к Димке, обнял его.
— Все, Дима. Прости меня за все, прости, пожалуйста. Ты меня ненавидишь, наверное, и правильно. Когда-то поймешь, что иначе было нельзя — если выдержишь эти два дня. Ты не знаешь… Ты представить себе не можешь, что тебя ждет, когда они на тебя со всех сил навалятся.
— Не хочу представлять, — буркнул Димка. — Хочу жить.
— Мало жить. Надо дойти.
— Я дойду, дядь Саш.
Солнце почти село. В лесу темнело очень быстро, ночью не было видно даже собственных рук. Димка решил, что сейчас это и к лучшему.
Дядя Саша вздохнул и отстранил мальчика.
— И правильно. Идем, Дима. Солнышко отведет беду.
— Солнышко отведет беду, — эхом отозвался Димка. Улыбнулся.
Рядом с ним молча стоял нестрашный Ромка.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Лариса Нестёркина
Одинокий маяк
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Как я узнала об этом загадочном маяке, светящем в ночи в далеком Мраморном море? Маяке, освещающем путь не только кораблям, но и людям, желающим пройти по дороге между прошлым и будущим? Да просто кто-то шепнул на ухо…
Об этом маяке не говорят вслух: то ли боятся сглазить, то ли стыдятся, что верят в него. А я поверила сразу. Может потому, что так давно пишу тебе письма, что пора бы их отправить.
Я знаю, что если брошу письма в обычный почтовый ящик, они не дойдут до тебя. Они вернутся с пометкой «Адресат выбыл». Да, ты выбыл из моей жизни так же, как и из жизни вообще. Тебе не напишешь и не позвонишь. Телефон не устает повторять: «Абонент недоступен». Не-до-ступен. Мои ступни не дойдут. А этот маяк… Он дал мне надежду — так же, как и многим другим людям.
Когда именно маяк стал почтовым ящиком? Пожалуй, в тот самый день, когда стал хранителем чужих мыслей и чувств.
Тот день полвека назад. Каким он был?
В маленьком прибрежном поселке еще живут люди, которые помнят его. Три десятка рыбацких домишек все еще там, разбросанные на каменистом высоком берегу в трех километрах от башни маяка, возвышающейся над морскими волнами. Три десятка семей, живущих в них, все так же добывают себе пропитание рыбной ловлей. Опытные рыбаки с продубленной морской солью кожей в тот день, полвека назад, когда все и случилось, были еще мальчишками…
В тот день к маяку приехали из соседнего города несколько десятков школьников вместе со своими учителями. Они стояли на берегу, о чем-то возбужденно тараторили и смотрели на маяк. Потом появились водолазы. Они вытащили из машины и погрузили в лодку большую овальную емкость, а затем поплыли к маяку.
Поселковых мальчишек распирало любопытство — они хотели знать, что находится в железном контейнере. Они не верили взрослым, которые говорили, что в контейнере лежат письма в будущее. Кто в здравом уме будет прятать письма на дне моря?
А водолазы сделали именно это — похоронили контейнер на морском дне, намертво закрепив его у подножия маяка. Ах, сколько раз потом мальчишки ныряли с площадки маяка, пытаясь дотянуться до таинственного контейнера. Они гордились тем, что рядом с их поселком хранится самый настоящий клад, и уж будьте уверены, — они когда — нибудь доберутся до него!
Они ныряли и ныряли, но клад опустили слишком глубоко. Однажды один из них все же сумел подобраться совсем близко, но пробыл там, на глубине, лишь пару секунд — легкие разрывались от нехватки воздуха. И все же он увидел надпись, нацарапанную на контейнере: «Вам, потомки!» Кто они, эти потомки, которым просто так, за здорово живешь, достанется все это богатство?
Годы летели, неслись вскачь. Мальчишки не заметили, как превратились в стариков и сами стали этими потомками. Теперь они считали годы, ожидая назначенного срока: капсулу должны были поднять со дна моря и вскрыть ровно через полвека после ее погружения. Теперь они верили, что там действительно лежат письма в будущее. Умудренные жизненным опытом, они понимали, что письма сами являются кладом, — и более ценным, чем сокровища.
Пять десятилетий море убаюкивало белые конверты, плавно качая их в штиль и будоража во время штормов. Что-то произошло за эти годы. Стабильность времени, застывшего в капсуле, нарушилась. Оно стало двигаться зигзагами — одновременно в двух направлениях. Одни минуты и часы, подгоняемые нетерпеливыми письмами, которые только и мечтали, чтобы их вскрыли, продолжали двигаться в будущее. Другие минуты, прислушиваясь к тем письмам, которые смаковали ушедшие мгновения, устремились назад, в прошлое. Прошлое и будущее сошлись в поединке, существуя одновременно в одни и те же мгновения. Временные вихри закружили вокруг маяка. В результате не осталось места для настоящего. Письма шептались или о том, что уже произошло пять десятков лет назад или о том, что будет через полвека. Какую строчку письма не возьми, она — или прошлое, или будущее. И благодаря этому круговороту времени стало возможным невероятное: маяк превратился в почтовый ящик не только для потомков, но и для тех, кто остался навсегда в прошлом.
Люди верят в то, во что хотят верить. Они охотно поверили тому чудаку, который первым принес на маяк письмо к умершей жене. Он прошел во время отлива по каменистой косе, ведущей от берега к маяку, открыл тяжелую железную дверь у подножия башни и поднялся по внутренней винтовой лестнице. Листочек, исписанный ровными строчками, он прикрепил скотчем к стене на вершине лестницы. Сначала все посмеивались над ним и больше других — его лучший друг. Но чудак держался молодцом: он не обижался, а просто верил, что его умершая жена придет однажды и заберет письмо. И ведь нельзя отказать ему в логике! Если за письмами, написанными полвека назад, придут адресаты из будущего, то почему не
