Книга Пляска смерти - Стивен Кинг

Книга, которую вы держите в руках, возникла благодарятелефонному звонку в ноябре 1978 года. В то время я преподавал литературноемастерство и вел несколько курсов в Мэнском университете в Ороно, а в свободноевремя доделывал черновой вариант романа “Воспламеняющая взглядом” – кнастоящему времени он уже опубликован. Мне позвонил Билл Томпсон, который в1974 – 1978 годах издал мои первые пять книг: “Кэрри”, “Жребий”, “Сияние”,“Ночная смена” и “Противостояние”. Но, что гораздо важнее, Билл Томпсон, бывшийв ту пору редактором в “Даблдэй”, оказался первым человеком, связанным сиздательскими кругами Нью-Йорка, который с интересом прочел мои ранние, еще неопубликованные, произведения. Он явился для меня тем самым важнейшим первымконтактом, которого начинающие авторы ждут, на который надеются – и который такредко находят.

После “Противостояния” наши пути с “Даблдэй” разошлись, ушелоттуда и Томпсон – он стал старшим редактором в “Эверест Хаус”. За годы нашегосотрудничества мы сделались не только коллегами, но и друзьями, поэтому нетеряли друг друга из виду, время от времени обедали вместе.., ну и выпивали.Лучшая попойка случилась у нас во время бейсбольного матча всех звезд в июле1978 года: мы смотрели его на большом телеэкране поверх рядов пивных кружек вкаком-то нью-йоркском баре. Над прилавком висело объявление “Счастливые часыдля ранних пташек с 8 до 10 утра, в это время вдвое дешевле”. Когда я спросил убармена, что за люди приходят с восьми до десяти утра, чтобы выпить “коллинз” сромом или джин, он злобно посмотрел на меня, вытер руки о фартук и ответил:“Парни из колледжа.., такие, как ты”.

И вот в этот ноябрьский вечер, вскоре после Хэллоуина, Биллпозвонил мне и сказал: “Слушай, а почему бы тебе не написать книгу о феноменежанра ужасов, как ты его себе представляешь? Романы, кинофильмы, радио,телевидение – все в целом. Если хочешь, поработаем вместе”.

Предложение показалось мне одновременно заманчивым ипугающим. Заманчивым потому, что время от времени меня спрашивали, чтозаставляет меня об этом писать, а людей – читать и ходить в кино. Парадокс:люди платят деньги за то, чтобы чувствовать себя некомфортно. Я разговаривал наэту тему со многими своими студентами и написал немало слов (включая довольнодлинное предисловие к моему собственному сборнику рассказов “Ночная смена”), имысль о том, чтобы вынести наконец Окончательный Вердикт, привлекала меня. Яподумал, что потом запросто смогу уходить от надоевших вопросов, просто сказав:“Если хотите знать мое мнение о жанре ужасов, прочтите книгу, которую я написална эту тему. Это мой Окончательный Вердикт по делу об ужасах”.

Пугало же меня это предложение тем, что мне уже виделасьработа, растягивающаяся на годы, десятилетия, столетия. Если начать с Гренделя[1] и его матери, то даже в виде сжатого приложения к “Ридерз дайджест” мойтруд занял бы четыре солидных тома.

Но Билл возразил, что можно ограничиться последними тремядесятилетиями, сделав лишь несколько отступлений к основам жанра. Я обещалподумать и принялся думать. Думал я долго и напряженно. Раньше мне неприходилось писать нехудожественные книги, и это меня тоже пугало. Внушаластрах и мысль о необходимости говорить правду. Художественная литература – это,что ни говори, нагромождение одной лжи на другую.., поэтому, кстати, пуританеникогда не могли с ней смириться. Если вы сочиняете и чувствуете, что застряли,всегда можно придумать что-то другое или вернуться на несколько страниц ичто-нибудь изменить. А вот с нехудожественной книгой приходится утомительнопроверять все факты, следить, чтобы не было ошибок в датах, чтобы все фамилиибыли написаны верно.., а хуже всего, что это означает “выставляться".Романист, в конце концов, скрыт от читателей; в отличие от музыканта или актераон может пройти по улицам, и никто его не узнает. Созданные им Панч и Джуди[2] выступают на сцене, а сам он остается невидимкой. Но тот, кто отходит отвымысла, становится слишком заметен.

И все же идея казалась весьма привлекательной. Я начиналпонимать, что чувствуют чудаки в Гайд-парке (“чокнутые”, как называют их нашибританские братья), взгромождаясь на фанерные ящики. Мне уже виделись сотнистраниц, на которых я смогу изложить свои излюбленные гипотезы: “И мне еще заэто заплатят!” – воскликнул он, потирая ладони и безумно хихикая”. Я представлялсебе курс, который буду читать в следующем семестре. Назову его “Особенностилитературы о сверхъестественном”. Но больше всего меня радовала возможностьпоговорить о жанре, который люблю. Мало кто из авторов модных книг ее получает.

Что касается курса “Особенности литературы осверхъестественном”… В тот ноябрьский вечер, когда позвонил Билл, я сидел накухне и, попивая пиво, прикидывал его программу; а вслух говорил жене, чтоскоро мне предстоит вести длинные разговоры с множеством людей о предмете, вкотором я прежде находил свой путь на ощупь, словно слепой. Хотя многие из техкниг и фильмов, о которых пойдет речь в этой книге, сейчас изучают вуниверситетах, я составлял свое мнение совершенно самостоятельно, и никакиеучебники не направляли ход моих мыслей. Похоже, вскоре мне предстоит впервыеузнать истинную цену своих суждений.

Эта фраза может показаться странной. Но ниже я сформулируюположение о том, что никто не может быть уверен в своих мыслях по тому илииному поводу, пока не запишет их на бумаге; кроме того, я считаю, что мы вообщеплохо представляем себе, что думаем, пока не изложим свои рассуждения переддругими, по крайней мере не менее разумными, людьми, чем мы сами. Поэтомуперспектива оказаться за кафедрой в университетской аудитории меня беспокоила,и я слишком много переживал по этому поводу во время во всех остальныхотношениях замечательного отпуска на Сент-Томасе [3], когда размышлял о ролисмешного в “Дракуле” Стокера и об элементах паранойи в “Похитителях тел” ДжекаФиннея.