перебрасываясь фразами, никак не относящимися к ночному происшествию, хотя всех подмывало узнать, какое решение примет старик – идти дальше к Николиной горе или возвращаться… Все посматривали в сторону насупившего охотника, но спросить не решались – видно было по всему, что дед был не в духе, а значит – все еще раздумывал. Лишь когда девушки собрали посуду, готовясь снести ее к реке, Савелий небрежно, как бы между прочим, спросил:
– Что с утра хмурые, Прохор Николаевич? Никак шепот ночной тревожит?
– И он тоже, – не глядя на него, буркнул охотник и уныло посмотрел на Семена: тот, смутившись, отвел взгляд.
Наступило неловкое молчание. Через некоторое время уже Трофим, явно желая как-то разговорить старика, спросил:
– Интересно, сколько здесь пробыл Дункель? Семеро, говоришь, их было?
– Сюда их четверо пришло… – уже с реки подала голос Дарья. – Так ведь, Прохор Николаевич? К тому времени ни женщин, ни одного из офицеров не было?
– Пятеро их было… – тихо произнес Семен; глаза его отчего-то испуганно забегали.
– Это почему же… пятеро? – удивился Трофим.
– Проводник еще был – Мохов Сидор Матвеевич… Прапрадед мой…
Глаза Трофима медленно полезли на лоб:
– Как это «прапрадед»? Твой, что ли?
Семен промолчал.
Посуда на берегу перестала тарахтеть: Даша и Настя издали смотрели на молчуна, словно впервые видели его. Савелий отчего-то, отвернувшись, сплюнул:
– Дурак ты, Сеня!
Павел изумленно взглянул на Савелия, затем на деда: тот задумчиво смотрел на костер и неожиданно, совершенно сбив всех с толка, заговорил непонятно о чем:
– Я-то все думаю, отчего ты там… Как могло быть? Ты же, я думаю, никогда не видел его… Как узнал?
То, что ответил Семен, привело всех в изумление:
– В детстве рассказывали… про рану в голову, – произнес он потухшим голосом. – Страшно было… Таким и явился, как представлял…
– И про Дункеля слыхал, получается?
– Нет. Только про золото…
Старик тихо протянул:
– Вот оно, как… Значит, неспроста вы тут…
Глуховцы молчали, лихорадочно размышляя, о чем все же шла речь. Выходило, что там, на заимке, долговязому Семену привиделся… его прапрадед?
Трофим поморщился:
– Это о чем вы сейчас?
– Да, все о том же! – вдруг, раздражаясь, выкрикнул дед. – Место здесь проклятое, кровью меченное!
Павел машинально кинул в костер хвороста и тихо спросил:
– Так мы идем дальше?
– Куда?
– К Николиной горе…
Прохор медленно, всем туловищем, развернулся в его сторону:
– Да ты хоть знаешь, что это за место, парень? Это же Николина гора! Туда даже зверь не ходит – топь кругом! Да и ходьбы до нее верст двадцать по тайге! Нет, парень, туда я не пойду и вам не дам… У нас и продуктов-то нет!
– На кой они нам? – удивился Трофим. – Дичь кругом.
– И правда что – настреляем! – с берега подала голос Настя.
– А тебя не спрашивают! – тут же отрезал охотник. – С тобой еще дома разберемся!
Дед пошуршал веткой в костре и не спеша прикурил от ее занявшегося пламенем конца.
– И дичи там никакой – вымерла будто… И потом… ты на Семена погляди. Мертвецов-то не боитесь? Дело-то нечистое, с мертвецами-то…
Трофим приподнялся, поднес самокрутку к папироске охотника и, затянувшись, сказал, словно между прочим:
– Нет, не боимся… А двадцать верст – день пути…
– А четыре не хочешь? По тайге-то с болотцем? Топь одна… Да обратно столько же! Ходить не грех, да не вышел бы смех! Вы-то с чего взяли, что туда идти надо? «Пояс», «звезды» – чушь это! Назад – и баста!
Над костром нависла гробовая тишина. Было слышно, как, играясь с прибрежными камнями, журчала вода; лениво потрескивал костер, пожирающий поленья; несколько раз ухнула сова…
– Я иду! – наконец сказал Павел.
– Ты? – спросила Даша. – Мне кажется, это глупо…
Прохор откинул папироску.
– Правильно, девонька, – кивнул он. – Даже ты понимаешь. Идти неизвестно куда, искать неизвестно что – баловство, да и только…
Еще недавно подавленный Семен вдруг сердито вырвал изо рта так и не зажженную сигарету и в сторону, словно про себя, прошипел:
– Какая еще «топь»?
Прохор поднял на него удивленные глаза:
– В себя пришел, что ли? Топь – она и есть топь. Всосет – и поминай, как звали! Вокруг горы – одни болота. Говорят, староста когда-то там утоп, в старину. Его именем и прозвали гору…
Семен поерзал:
– Совсем не пройти, что ли?
Прохор пристально посмотрел на верзилу:
– Уж и ты ли собрался туда?
– Так все же можно пройти? – упрямо повторил молчун.
Прохор покачал головой:
– Пройти-то можно, да знать надо, где… Да для чего!
– А вы знаете, где?
Старик в сердцах прошипел:
– Душа наивная… Был разок и что?.. Лося-подранка туда гонял… Да только тот подранок так и ушел под тину! Сам едва ноги унес… Не-е, парень, туда не советую соваться, если жизнь дорога!
Павел хмуро покосился на старика, хотел возразить, но неожиданно в беседу вступил Савелий:
– А согласись, Прохор Николаевич, ведь это самое подходящее место для клада… Лучшего не придумать…
Охотник медленно поднял глаза на постояльца:
– Может и подходящее… К чему это ты?
– Так, к слову…
Прохор помолчал.
– Ты вот что, Иваныч, не темни лучше… Говори прямо, чего удумали с приятелем? Вчерась еще кобенились, а сегодня уж и в омут согласны? Ну-ка, давай начистоту!
Савелий отвернулся:
– Что было вчера – то было вчера. А сегодня – другое. Сегодня мы с Семеном пойдем на ту гору, чего бы это ни стоило!
– Вот, значит, как? И с чего же?
– Есть причина, Прохор Николаевич, да не время пока… – Савелий помедлил. – И ты бы шел с нами: если пропадем – грех на душу возьмешь! А так – дорогу покажешь…
Охотник от неожиданного предложения выпучил глаза:
– Ты что несешь-то? Ум есть ли? Двадцать верст по тайге и болоту? Да еще дойдешь ли!
Савелий прищурился.
– Может, нам и поближе достаточно будет…
– Что за чертовы загадки? – наскочил вдруг на москвича Трофим. – Увязались – так и нечего шарады разводить! Говорите прямо!
Савелий, не глядя на парня, произнес невозмутимо:
– А ребят, Прохор Николаевич, надо отправить…
– Вот уж дудки! – вскочил Трофим.
Прохор остановил его взмахом руки:
– Погоди, парень…
Он бросил косой взгляд на постояльца:
– Так чего вы такого знаете, что нам неведомо? Поделись, мил человек. Может, тогда и я подумаю…
На белом лице Савелия шевельнулась лукавая улыбка:
– Мало ли чего, Прохор Николаевич… Вы лучше вот что скажите: стоят ли между Собачьей и Николиной горами некие особенные камни? Вроде бы их «Волчьими» называют… Или еще как…
Старик смотрел тяжелым взглядом и молчал – не то обиженный тоном своего постояльца, не то
