class="p1">— Борец-то уж староват! — издевался он.
— Ты думаешь, что если ты молод и твоя одежда — детский нагрудник, то победишь меня? — крикнул Кошой и двинулся к противнику.
Началась борьба вручную. Кошой выставил руку. Противник должен был, схватив Кошоя, пригнуть его к земле. Джолой так и сделал, но только кожа руки осталась у него, а руку Кошой выдернул. Тогда Джолой выставил свою руку, но только кожа руки осталась у Кошоя, а руку Джолой выдернул.
Противники боролись до захода солнца, но победителя все еще не было. Старого Кошоя начало уже клонить ко сну. Уже Джолой хотел его поднять и бросить на землю, как мягкий клубок ниток. Это заметил Манас. Он крикнул:
— О великий богатырь Кошой! Твоя слава созидалась годами. Неужели ты дашь ей рухнуть в один день? А ну-ка, покажи этому обжоре Джолою, какова сила киргиза!
Услышав голос Манаса, Кошой пришел в себя, вспомнил молодость и правой ногой дал противнику подножку. Джолой свалился на землю, а Кошой переступил через его голову. Гости шумными возгласами стали хвалить Кошоя, удивляясь ловкости и силе седоголового богатыря, а Джолой заорал:
— Он дал мне подножку, иначе я не упал бы!
— В пешей борьбе можно давать подножку! — крикнули гости, ибо их души были на стороне киргизов.
Побежденный Джолой со стыдом покинул площадь.
А кони-соперники где-то скакали, и то был второй день скачек. На третье утро вестники пира объявили:
— Будет бодание плешивцев. Вот награда: девять верблюдов и девяносто овец. Выходите, плешивцы, начинайте бодаться!
Из среды Конурбаева войска вышел плешивец и стал ожидать противника, но противника не было. Старейшины племен выкликали на всех языках охотников, но никто не отзывался: среди гостей не было плешивых. Так до самого заката солнца никто не вышел на площадь, и досталась награда воину Конурбая как победителю в бодании плешивцев.
А кони где-то скакали, и то был третий день скачек.
На четвертое утро вестники пира провозгласили:
— Объявляется состязание певцов. Кто сумеет лучше, звучнее и остроумнее воспеть юрту, тому будет награда: четыре тысячи голов скота всех четырех родов!
Многоязыким было войско Конурбая. Были тут и витязи из дома Чингиза, были и воины племени манджу, и племени тыргаутов, и племени солонов, были и настоящие китайцы, сыновья народа, безмерного, как океан, многочисленного, как пески пустынь, древнего, как предание о Начале Времен.
Услышав вызов вестников пира, вышел на площадь китаец, старик с тонким, прекрасным лицом, и стал юношеским, звонким голосом воспевать юрту. Он видел ее в первый раз, но пел о ней с таким знанием дела, что развеселил и утешил сердца всех гостей. Он кончил песню только на закате дня.
То был четвертый день скачки коней.
На пятое утро начал свою песню противник китайца, киргизский певец Ирчи. Он сначала воздал должное остову юрты, потом кускам войлока, скрепленным волосяными веревками, а когда дошел до двери, то стал воспевать резные украшения на ней, и только об одном украшении пел он до заката дня! Восхищенные гости признали певца Ирчи победителем и выдали ему награду.
Наступило шестое утро, и то начинался шестой день скачек. Вестники пира провозгласили:
— Объявляем состязание мужей на конях. Выбирайте, богатыри, богатырских коней, выходите на борьбу! Вот награда: сто боевых скакунов арабской породы и триста кобылиц!
Манас молвил:
— Вот на эту борьбу выйду я!
Эти слова Манаса понеслись от юрты к юрте и достигли ушей Конурбая. Он сказал:
— Наконец-то я испытаю, какова сила Манаса! Я выйду против него, и, может быть, сегодня исполнится то, что было предсказано в древней «Книге Смен».
С этими словами Конурбай вскочил на коня, на ровесника своего Алкару, и выехал на площадь.
Вскоре с противоположной стороны выехал Манас. Он сидел на вороном коне Сыргака, ибо Светлосаврасый в это время соревновался в скачках.
Противники столкнулись, и началась борьба, которая длилась шесть суток, вплоть до возвращения коней, добывавших первенство. Еще будут слова об этой битве, еще будут слова о скачке, а пока мы начнем слово о кочевьях на Алтае, куда прибыла со своим караваном умница Каныкей.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Десять буянов и один хитрец
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Птица, взлетая до самых звезд,
Все же садится на хвост.
Ты высоко взлетел над страной,
Все же не брезгай родней.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Два года прошло с того дня, как Манас во главе девяноста-тысячного войска отправился завоевывать землю отцов. На Алтае остались одни женщины, старики и дети. Управлял ими старый Бай, дядя Манаса. Два года не получал он вестей от войска, не знал, живы ли Манас и его богатыри, тлеют ли их кости в узких теснинах гор, на широких степных просторах. За эти два года многие подростки успели стать джигитами, и чем дольше не было вестей от Манаса, тем быстрее выходили они из повиновения Баю. Их подзадоривали десять буянов Орозду. Когда хан Орозду, старший из сыновей Ногоя, скончался ста двадцати лет от роду, десять его разгульных отпрысков решили перекочевать со своим племенем к Манасу. Они нашли на Алтае одних женщин, детей и стариков и, смеясь над Баем, слабым и дряхлым, стали бесчинствовать, забирая у бедных людей скот, обижая девушек, вступая в драку с джигитами. Начинали они обычно драться между собой, повздорив из-за пустяков и разделившись на две пятерки, но потом они соединяли свою злобу и обрушивали ее на джигитов и подростков.
Драки были частыми, и во время одной из таких драк на луговине за аулом они заметили приближение каравана, сопровождаемого тысячью воинов.
— Беда! — крикнул старший. — Это Манас возвратился!
Десять буянов, страшась предстать перед глазами Манаса, поспешили в аул. Великий слух распространился по кочевьям. Весь народ вышел встречать Манаса. Бай верхом на коне, таком же старом, как и седок, поскакал первым. От каравана отделился джигит и помчался навстречу Баю. Когда он приблизился, состарившиеся глаза Бая узнали богатыря Бозуула: он был начальником отряда, сопровождавшего умницу Каныкей. Бозуул приветствовал старейшину, как велит обычай:
— Мир тебе, убеленный мудростью Бай! Здравствует ли твой скот четырех родов? Здравствуют ли твои старики? Красивы ли молодицы и девушки в аулах? Растут ли дети? Хороша ли трава на лугах, полноводны ли реки в каменных люльках?
Тут Бозуула прервал старейшина:
— Долго ли ты еще будешь вопрошать меня? Ответствуй, глупый Бозуул: где Манас? Два года
