Я еще раз оглядел зал. Здесь каждый вел свою игру.
Здоровенный грузный детина лет шестидесяти предлагал себякрашеной блондинке лет двадцати. Видно было, что он переживает лучшую порусвоей жизни. Она же никак не могла решить, как ей быть. Она улыбалась егоостротам, но в то же время глаза ее холодно и трезво оценивали его. Да, онабыла твердый орешек.
Компания из четырех человек с трудом преодолевала первыйэтап очередной попойки.
Длинноволосый юноша с выразительными глазами взволнованноизлагал хорошенькой девчушке свои политические взгляды. Она наверняка слышалавсе эти разглагольствования и раньше, однако слушала внимательно, явно имвосхищаясь.
Мужчина и женщина средних лет пытались скрасить однообразиесемейной жизни выходом «в свет». Они честно старались изобразить взаимныйинтерес, то и дело переходивший в обычную скуку, которая неожиданно сменяласьвсплесками поддельного оживления.
И наконец, я увидел пару, которая интересовала Люсиль.
Мужчине было лет тридцать — тридцать три. У него был видочень серьезного и ответственного человека.
Решительно сжатый рот говорил о том, что он привык приниматьсамостоятельные решения. В его поведении была та самая вежливая настойчивость, котораяотличает коммивояжеров. Однако он был явно чем-то встревожен и походил большена подстрекателя, чем на соблазнителя.
Женщина была моложе лет на пять-шесть. Она была не такая ужкрасавица, рыжеволосая, сероглазая. Однако в лице ее читался характер, а вманере держаться было что-то от человека, решившегося на опасную операцию. Онасмотрела на мужчину преданными глазами. Но это была преданность, смешанная суважением. В ней не было страсти.
Я сделал еще пару глотков и отодвинул бокал. Коктейль был такимслабым, что в нем даже привкуса джина не чувствовалось. Я решил, что именно этарыжеволосая задумчивая женщина интересует Люсиль.
— Я не могу пить это отвратительное пойло, — сказала она.
Официант порхал вокруг нас и многозначительно покашливал.
— Еще два мартини, — сказал я официанту. — Мы увлеклисьразговором, и, пока мы беседовали, коктейль согрелся. А я, видите ли, теплыхкоктейлей терпеть не могу.
— Да, сэр, — сказал он, убирая бокалы. — Понял, сэр.
— Зачем ты это делаешь, Дональд? — спросила она.
— Что?
— Даешь им еще один шанс посыпать соль на наши раны.
— Не знаю. Так уж я устроен.
— Скажи, а ты пытался бы меня подцепить, если бы я несделала это первой? — неожиданно спросила она.
— Не знаю. Наверное, нет.
— Тебе хочется знать, что мне здесь нужно, верно?
— Нет.
— Что?! — изумилась она. — Конечно же да.
Я сказал:
— Ты рвалась сюда из-за вон той рыжей с серыми глазами, такведь?
Глаза ее округлились от удивления.
— Послушай, кто ты такой? — спросила она, бросив на меняподозрительный и хмурый взгляд.
— Забудь, — сказал я, — зря я это сказал.
— Что ты мне шьешь? — Она была настроена весьма решительно.
— Забудь, — сказал я.
Официант принес еще два мартини и счет. Я дал ему двадоллара. Он дал мне сдачи — две монеты по двадцать пять центов. Я взял их иположил на стол десятицентовик и еще два цента.
Пока он сердито разглядывал мелочь, я сказал громко:
— Съешь оливку, Люсиль, пока в нее не просочилась вода.
Официант сгреб деньги, потом подошел к хозяину и что-тосказал ему.
— Все в порядке? — спросил хозяин бара, подойдя к нашемустолику.
— Все прекрасно, — ответил я. — Ты за рулем, Люсиль?
— Да, — сказала она.
— Тогда тебе больше десяти — пятнадцати таких коктейлейнельзя.
Она улыбнулась, и мы выпили.
Хозяин ждал у стола, пока я распробую коктейль и выскажусвое мнение.
— Отменный вкус у этого коктейля! — воскликнул я.
Он неохотно удалился.
— Валяй, выкладывай всю подноготную, — потребовала Люсиль.
— Боюсь, что ты мне не поверишь.
— Давай, давай! Не стесняйся. Выкладывай.
Я вынул из бумажника визитную карточку и протянул ей.
Она прочла вслух: «Кул и Лэм. Конфиденциальныерасследования».
— Успокойся, — сказал я, когда она сделала попытку встатьиз-за стола. — Все произошло совершенно случайно.
— Что все?
— Все с самого начала. Сегодня ведь суббота, выходной день.А я не женат, поэтому и зашел сюда пообедать. А перед обедом решил почитатьгазету, меня интересуют скачки. А работа у меня обыкновенная. В ней нет ничегоромантического. И тебя я никогда раньше не видел. Сомневаюсь, чтобы кто-нибудьиз наших клиентов был с тобой знаком. Поэтому не бойся. Никто мне не платит,чтоб я следил за тобой. Тебе нужен был кавалер, и ты его подцепила. А имоказался сыщик.
Здесь уж моей вины нет. Я на тебя даже не смотрел.
— Смотрел. На мои ноги.
— Ну а кто не стал бы?
— Кул, это кто?
— Берта Кул, — сказал я.
— Женщина? — спросила она.
— Совершенно верно.
— О! — воскликнула она, удивленно приподняв брови. — Вы…между вами…
— Нет, — объяснил я. — Берта Кул — женщина средних лет,весит 165 фунтов, у нее широкая улыбка, бульдожья челюсть, крошечные, блестящиежадные глазки, и с ней так же трудно и опасно иметь дело, как с мотком колючейпроволоки.
К тому времени, когда я появился на горизонте, она владеласыскной конторой вот уже несколько лет.
Я получил юридическое образование и был готов на любуюработу, поэтому она и наняла меня и просто замучила этой работой. Ну а потом ястал совладельцем фирмы.
— А какую работу вам приходится делать?
— Берта Кул, — ответил я, — занимается разводами, автокатастрофамии еще кучей мелких дел, которыми большинство агентств не станет заниматься. Ядаже не могу точно описать, чем мы занимаемся. Вообще-то я часто жертвуюпринципами ради дела, и поэтому нам везет.
— Ты хочешь сказать, что просто делаешь деньги?
— Да. Но это только часть дела. Мы еще и отлично стреляем.
