Например, тут не надо быть семи пядей во лбу, чтобы утверждать — Даору горло вскрыли не ножом.
— Да, разрез не ровный, — согласился Марциал.
Он повернулся к своему секретарю-корникуларию, который следовал за господином со стилом и раскрытой вощёной табличкой.
— Сможешь зарисовать рану?
Тот молча кивнул.
Потом они все прошли к дому. От того мало что осталось. Крыша сгорела дотла, глиняная обмазка стен потрескалась и частично обвалилась. Из неё торчали обугленные прутья. Огонь перекинулся на стоявший рядом амбар. Он тоже сгорел. Под обрушившимся навесом коновязи лежали обгоревшие конские трупы. Двух лошадей не хватало.
— Смогли сорваться и убежать, — сказал Лонгин.
— Может, их увели нападавшие? — предположил Тиберий.
— Не думаю, — покачал головой Марциал, — даки бы забрали всех лошадей, зачем их так бессмысленно губить?
У самого дома, несмотря на вчерашний обильный снегопад, ещё можно было различить на снегу багровые пятна. Уж если метель их не скрыла совсем, стало быть, крови тут целое озеро пролилось.
Снег почернел от сажи. Когда отправленные Лонгином к Мандосу всадники утром добрались до этого хутора, от углей ещё поднимался сизый дым. Сейчас они уже остыли.
Недалеко от входа лежал труп без головы. При виде его даже хладнокровный Марциал содрогнулся, а его помощника, худощавого молодого человека, вывернуло наизнанку. Бесс тоже ощутил рвотный позыв и с трудом подавил его, хотя он эту страшную картину наблюдал уже второй раз.
Лицо Тиберия окаменело. Обезглавленный труп когда-то был Мандосом.
Марциал и Лонгин подошли поближе. Гай Целий поморщился.
— Рубили не мечом.
— И не фальксом, — кивнул Тит Флавий, — и не топором.
Голова лежала в нескольких шагах от тела. Похоже, её действительно отделил не клинок. Края чудовищной раны неровные.
— Почему не топором? — спросил Тиберий, — запросто может быть топором. Тупым.
— Хочешь сказать, несколько раз ударили? — спросил Лонгин.
— Ну да. Потому такое месиво.
— Справедливо, — заметил Марциал.
— Нет, вряд ли, — проговорил Бесс.
Трибун повернулся к нему.
— Почему?
— Я бы сказал, что…
Он помолчал немного, словно собираясь с духом. Трибун терпеливо ждал продолжения.
— Похоже на то, что её оторвали. Мне так кажется.
— Оторвали? — удивился Тиберий.
— Да.
— Да не… Не может быть. Это же… Это же какую силищу надо иметь?
Лонгин поджал губы и скептически покачал головой.
— Видишь, из раны кусок хребта торчит? — указал Бесс, — на целых три пальца. Если бы рубили топором…
Сальвия передёрнуло, и он замолчал.
— Что бы тогда? — спросил Марциал.
— Кость бы не выставлялась… Так…
«Боги, словно баранью тушу обсуждаем… А ведь это Мандос!»
Марциал ещё какое-то время посидел возле тела, внимательно осматривая его. Туника на груди Мандоса была располосована, пропитана кровью. Четыре длинных глубоких царапины шли параллельно. Ещё нашлись порезы на правой руке, ниже локтя. Других ран не наблюдалось.
Марциал встал, подошёл к другим трупам.
В дверях лежало сразу двое. В одном из них Тиберий опознал Анектомара. Причина смерти бритта, в отличие от прочих, была довольно очевидна — его зарубили мечом. Удар рассёк ключицу возле основания шеи.
Рядом, зажимая скрюченными окоченевшими пальцами вспоротый живот, лежал Тестим. Все остальные нашли свою смерть внутри дома и так сильно обгорели, что больше никого опознать не удалось.
Марциал ещё долго ходил по пепелищу, время от времени давая указания своему помощнику записать какое-то наблюдение. Остальные молчали.
Наконец, когда трибун, зачерпнув горстью снег, попытался оттереть запачканные сажей ладони, Тиберий спросил его:
— Так кто их мог убить, Гай Целий?
— Не даки, — ответил вместо Марциала Бесс.
— Почему так думаешь? — спросил его трибун.
— Никогда прежде такого зверства не видел.
— Послужил бы с моё на границе, — буркнул Лонгин, — всякого бы насмотрелся…
— Чтобы даже лошадей бросили в огне? — пропустил его слова мимо ушей Бесс, — когда такое бывало? Их бы угнали.
— Загорелся навес и обрушился, — возразил Марциал, — а был бой, суматоха. Просто нападавшие не успели отвязать лошадей. Всех. Двух же угнали.
— Или те сами смогли убежать, — сказал Бесс, — кто-то поводья плохо завязал, лошади рвались и узлы распустились.
— Мне кажется, я знаю, что произошло, — сказал Лонгин.
Все повернулись к нему.
— Говори, — попросил Марциал.
— Когда варвары напали, одного дозорного, Даора, сняли тихо. Второй, Авл, увидел их, и бросился бежать, его догнали и убили.
— Почему он бежал не к дому, а от него?
— Может, его уже отрезали. Увидел, что варваров много, — предположил Тиберий.
— Я думаю, он все же успел поднять тревогу, — сказал Тит Флавий, — Мандос и ещё двое приняли бой в дверях, а остальные не успели выбраться. Может, уже спали. Варвары подожгли крышу и все, кто был внутри, задохнулись.
— При этом варвары зачем-то всё равно вошли внутрь и пустили кровь уже мёртвым? — недоверчиво покачал головой Лонгин.
— И сколько мог длиться бой? — спросил Марциал, — чтобы успел загореться сарай, и рухнуть навес, придавив лошадей?
— Мандос был здоров, как бык, и способен драться довольно долго, — сказал Тиберий, — он был хорошим бойцом. Анектомар и Тестим схватились с варварами в проходе и помешали выбраться остальным…
Бесс перебил декуриона:
— Анектомар, почему-то, лежит на спине, головой наружу, словно он пятился изнутри дома.
— Мало ли, как его развернуло, когда он получил смертельный удар.
— Видать, Мандос задал им жару, — злобно прошипел Тиберий, — раз они сорвали на нём зло и осквернили тело. Голову снесли явно не одним ударом.
Марциал подобрал меч «Маленького коня», который, почему-то лежал в полудюжине шагов от его тела. Внимательно осмотрел клинок.
— Ни следа крови. Он никого даже не задел. Чего бы варварам разъяриться и изуродовать только одного?
— Он не дал украсть всех лошадей, — не отступал от своей версии Тит Флавий.
Марциал задумчиво поскрёб подбородок, пробормотал себе под нос:
— И порезы ещё эти…
Трибун снова обошёл вокруг пепелища, надеясь найти ещё какой-нибудь след, который мог бы дать ответы на возникающие у него вопросы.
— Ладно. Грузите мёртвых на телегу. Возвращаемся. Тут больше ничего не выяснить.
Въехавшая в лагерь скорбная процессия была встречена гробовым молчанием. Вышел Адриан, он сейчас был старшим в лагере. Остальные легаты квартировали в ставке Траяна, которая разместилась в крепости.
Адриан коротко переговорил с Марциалом, осмотрел покойников. Повернулся к одному из своих контуберналов.
— Пригласи-ка Статилия Критона. Он должен быть в крепости.
Тит Статилий Критон был личным врачом императора.
Контубернал, юноша, едва начавший бриться, убежал исполнять приказ. Вокруг телеги собралось десятка два легионеров. Адриан увидел в первых рядах Гнея Балабола, Диогена и Назику. Рявкнул на них:
— Чего столпились? Всем разойтись! Нечего вам тут делать.
Когда врач прибыл, Адриан поинтересовался у него, что тот думает об обезглавленном теле Мандоса и царапинах на лице Скенобарба,
