Евгений Игоревич Токтаев
Осколки
Пролог
28 день таргелиона первого года 114-й Олимпиады,[1] Вавилон
Огонь. Всюду огонь. На багровом закатном небосводе ослепительный диск увяз в раскалённом воздухе и никак не доползёт до горизонта. На волосок продвинуться осталось, а он застыл. Время остановилось.
Он никогда не закончится, этот день…
Всюду огонь. Там, за северной стеной тысячи костров. На юге тёмная громада зиккурата Этеменанки опоясана цепочкой огней. Огни на стенах, на улицах, на крышах. Этот город не уснёт сегодня.
Он не спит, но и не бодрствует привычно, он будто затаил дыхание.
Долгобородый Уту-Шамаш, даром что бог не из последних, изо дня в день не может разогнать муравьиную толкотню на улицах и площадях древнего города, величайшего в Ойкумене. А может Шамаш и не пытается. Вдруг он вообще спит и позабыл про смертных, а слуги его разленились, и никто не торопится катить огненное колесо? Вот оно и жарит нестерпимо. Но не со зла. Равнодушно.
А может Шамаш не спит? Может он мёртв?
Чушь какая… Разве может бог умереть?
Может. Сегодня в Вавилоне умер бог.
Душно. Вступающая в свои права ночь не спешит даровать прохладу измученному городу. Иссушенная кожа жаждет живительного прикосновения ветерка, но на него нет даже намёка.
Солнце, наконец, коснулось горизонта, значит, всё-таки этот нескончаемый день завершится.
Человек, обозревавший бесконечные огни на правом берегу Евфрата с верхней западной террасы дворца Навуходоносора, медленно, с усилием провёл ладонью по лицу, стирая липкий пот. Повернулся и зашагал к лестнице, ведущей вниз. На пути ему не раз попадались стражи. Обычно суровые и невозмутимые, сегодня они смотрели ему вслед испуганно. Он их не замечал. Его путь был долог. Узкие коридоры, открытые террасы, лестницы. Наконец, он подошёл к неприметной двери, которую никто не охранял, открыл её и вошёл внутрь небольшой комнаты, слабо освещённой масляной лампой. Здесь почти не было вещей, только пустой стол прямо под квадратным световым отверстием в потолке. В дальней стене темнел проход в другую комнату.
Там, в её глубине поднялась человеческая фигура, невысокий едва различимый силуэт.
— Масло почти прогорело, — сказал вошедший мужчина, — не жутко в темноте сидеть?
— Солнце только зашло, — ответил мелодичный женский голос.
— Я думал, оно сдохло там, — буркнул вошедший, — не двигалось вообще. Все сегодня мрут, как сговорились…
Женщина выступила на свет. Невысокая, загорелая, черноволосая, она была просто сказочно красива. Возраста не определить. Вернее, всякий, незнакомый с ней, ни за что не угадал бы его. Скостил бы лет десять по меньшей мере, а то и все пятнадцать. А между тем женщине исполнилось уже тридцать три, совсем старуха по меркам местных варваров. Да и у эллинов бы ей пристало называться почтенной матерью пары взрослых сыновей. Сына она пока родила одного и было ему три года.
— Как ты можешь так… — голос женщины дрогнул.
— Я теперь многое могу, Таис, — сказал мужчина, — чего раньше не мог.
— Он… ушёл? — прошептала женщина.
— Да, — ответил мужчина.
Женщина закрыла лицо руками.
— Пойдём в спальню, — предложил мужчина, — хочу прилечь. Ноги, как свинцом налиты.
Он прошёл в тёмную комнату и тяжело опустился на ложе. Женщина подсела на краешек.
— Я слышала крики. Там, в восточном крыле, под садами. Будто его штурмовали…
— Они пытались. Мелеагр пытался. Кто-то из пехоты, я не уследил, кто, выкрикнул имя Арридея. Мелеагр притащил с собой на совет человек двадцать, и они все подхватили. Я уверен, сговорились заранее. Изобразили праведный гнев, будто мы намерены обойти бедного идиота.
— Кого вы хотели выбрать? — спросила Таис-афинянка, злой рок Персеполя.
— Неарх предложил Геракла. Первым. Но его не поддержали. Загудели недовольно. Потом Пердикка взял слово и предложил ждать, пока не родит Роксана. Если мальчик, он будет царём, а Пердикка при нём регентом до совершеннолетия.
— Почему Пердикка?
— Он хилиарх. Он принял перстень Александра. Да и самый родовитый из присутствующих. Не считая, разве что, Леонната.
— По приметам у Роксаны будет мальчик, — сказала Таис.
— Не будет… — буркнул мужчина.
— Почему?
Он очень долго не отвечал и Таис всем своим существом ощутила, как он подавлен.
— Пехота захотела Арридея. Не желают они ждать, и ребёнка варварки не хотят. То, что Арридей богами обижен, им наплевать. Они его и знать-то не знают. Им достаточно того, что кровь Филиппа в нём. А Мелеагр, конечно, роль регента при скорбном умом бедняге уже на себя примерил.
— И вы им возразили.
— Да. Так возразили, что чуть друг друга прямо там, возле тела неостывшего, резать не начали. В итоге вытолкали Мелеагра взашей. Он побежал в покои Арридея. Как все подумали. И я так же подумал. Мы не стали его преследовать. Не до того было. Я предложил разделить сатрапии.
— И вы рассорились теперь уже между собой, — предположила Таис.
— Нет, вполне мирно всё поделили, — буркнул мужчина, — вот только Мелеагр не к Арридею побежал, а к Роксане.
Таис схватилась за сердце.
— Ты сказал — ребёнка не будет… Он её…
— Он её убил, — мрачно подтвердил мужчина.
— Боги… — прошептала афинянка, — как же это…
— Потом было большое кровопускание. Человек триста перебили. Жертвы богу Александру… Пердикка доказал, что достоин перстня. Действовал быстро, как… — мужчина не закончил фразы, но Таис и без слов всё поняла.
— Мелеагра казнили? — спросила она совсем тихо.
— Селевк прикончил в храме, куда тот прибежал прятаться, когда на поле всё закончилось. Несколько горлопанов уже после драки повязали и кинули слонам под ноги.
Они долго молчали, потом Таис решилась спросить:
— Что теперь с нами будет, Птолемей? Со всеми нами?
Птолемей, сын Лага, ответил:
— Ещё когда Роксана была жива, я предложил им выбрать царя. Не доверять диадему ублюдку, убогому и нерождённому полуварвару. Они отказались. Каждый хочет её себе. По ним так лучше пусть слабый варвар, или дурак, ими можно вертеть, как угодно. Лишь бы не подчиняться своим вчерашним товарищам. Ну а теперь… Что теперь? Царём всё-таки будет Арридей. Теперь он Филипп. Третий с таким именем из Аргеадов. Эти дураки слюни пускали от умиления, точь-в-точь, как он сам. Дескать — вылитый отец. Не то, что Александр. Кое-кто помянул эпирскую ведьму. Прибили на месте, за длинный язык…
— Что же будет с нами? — снова спросила Таис.
— Вы с Леонтиском едете со мной. Чем скорее, тем лучше.
— Куда?
— В Египет. Я отстоял его для себя и, боги свидетели, если потребуется, отстою
