до весны они не сунутся. Будут дальше копить силы.
— Вот именно, — согласился император, — но я не собираюсь ждать, пока на носу у нас созреет чирей в виде нового объединения племён. Надо выдавить гнойник сейчас.
— Скорее уж не на носу, а на заднице! — хохотнул Сура.
— Это если спиной к ним повернуться, — сказал Адриан.
— Тебя, дорогой мой Луций, ноги уже в Рим несут? — поинтересовался Траян у друга.
— Я там, где ты, Август, — все ещё улыбаясь, заявил Сура, — но, откровенно говоря, не вижу смысла зимовать в этой дыре. Скавриану и без нас хватит способностей обустроить колонию. К тому же ты оставляешь ему три легиона.
— К тёплому солнышку потянуло? — усмехнулся Лаберий.
— Не только его, — оскалился Квиет.
Адриан вспомнил слова мавретанца про «зелёную зиму» и улыбнулся.
— Я не сомневаюсь в Скавриане, — согласился Траян, — но затравленный нами волк слишком опасен, чтобы повернуться к нему спиной, не убедившись, что он издох.
— Сколько войск ты пошлёшь на варваров, Август? — вернулся к делу Адриан.
— Твой легион, — ответил Траян, — и Македонский, когда прибудет. Тринадцатый останется в Апуле. Так же возьмёшь шесть когорт ауксиллариев для строительства дорог.
— Не чрезмерна ли такая мощь против пяти тысяч варваров? — удивился Квиет.
— Предположительно пяти тысяч, — уточнил Сура.
— Вот уж чего я не собираюсь устраивать, так это сомнительные состязания с варварами, один на один, — отрезал Траян.
Адриан усмехнулся. Император это заметил.
— Ты чувствуешь в том урон для своей чести, Публий? Не забывай, мы не на Играх. Варваров надо просто раздавить, чтобы навсегда исключить эту угрозу.
— Ты поставишь командующим Публия? — уточнил Квиет.
— Разумеется, — улыбнулся император, — вы же слишком теплолюбивы для житья в палатке посреди снегов. На этом все. Публий, начинай подготовку к выступлению.
— Слава цезарю! — отсалютовали легаты и потянулись к выходу из претория.
Марциал ненадолго задержался, а когда вышел наружу, нос к носу столкнулся со стоящим навытяжку Тиберием Максимом. Декурион был бледен.
— Что-то случилось, Тиберий? — спросил трибун.
— Случилось? — пробормотал декурион, — да, случилось. Такое, что… Думаю, командир, ты должен это своими глазами увидеть.
VI. Следы
Обугленный остов дома, заметный издалека, волей-неволей притягивал взгляд, уставший от созерцания савана, что чья-то гигантская рука набросила на окоченевшую землю. Немного к западу, где под ледяным припорошенным снегом щитом дремал Марис, сквозь прорехи белого полотна торчали острые серо-бурые скалы. Медленно, год за годом, они все сильнее вспарывали берег реки, словно наконечники копий, пронзивших тело великана, решившего прилечь отдохнуть у воды.
На юге громоздились горы. Их вершины еле-еле различались на фоне мрачного неба. К северу, докуда хватало глаз, простиралась однообразная заснеженная равнина. Впрочем, равниной её можно было назвать лишь с большой натяжкой. Это далеко не плоская степь, а просто обширное безлесное пространство, изрытое оврагами, вздыбленное буграми, заросшее бурым кустарником. Лес еле-еле угадывался на самом горизонте.
Безрадостное зрелище. За милю от него веяло смертью, даже если не знать, что она действительно собрала здесь немалый урожай. Тягостную могильную тишину время от времени разрывало на части хриплое карканье и негромкое беспокойное конское ржание.
— Я не слишком сведущ в чтении следов, — сказал Марциал, — но вижу, что в настоящее время читать тут уже нечего. Вы всю землю перепахали копытами.
— Следов и без того не осталось, — мрачно ответил Лонгин, — метель все скрыла. Хоть топчись, хоть на цыпочках прыгай — легче не станет.
За сотню шагов до мёртвого дома трибуна и его спутников ожидали трое верховых. Паннонцы. Поравнявшись с ними, Тиберий остановил коня и повернулся к Марциалу.
— Здесь первый.
Он спешился, кинул поводья одному из всадников и, пройдя несколько шагов, остановился в зарослях сухого и ломкого бурьяна, достававшего ему почти до пояса.
Марциал подъехал ближе. У ног Тиберия лицом вниз лежал человек.
— Это Авл Скенобарб, — сказал декурион.
— Остальных убили в доме? — спросил Марциал.
— По большей части, — подтвердил Тиберий.
— Стало быть, это не первый, а последний, — предположил Гай Целий, — он пытался убежать.
— Не обязательно, — возразил Лонгин, — может быть, он стоял в дозоре.
Тиберий покосился на Бесса. Несколько часов назад, когда паннонцы только прибыли на это место, у Сальвия вся кровь отхлынула от лица, а зубы отбивали замысловатую дробь. Сейчас он уже несколько пришёл в себя, но всё равно выглядел подавленным. Впрочем, как и все присутствующие, кроме, разве что, Марциала, который являл пример хладнокровия и сосредоточенности.
— Сальвий определил, что Авл убегал прочь от дома, — сказал Тиберий.
Оба предположения, Лонгина и Бесса, высказывались ими ранее и сейчас повторялись для Марциала.
Гай Целий сошёл с коня и присел на корточки возле тела. Голова Авла была как-то неестественно повёрнута.
— Ему сломали шею, — сказал Марциал.
Он чуть повернул голову покойника. На лице того застыло выражение непередаваемого словами ужаса. На левой скуле возле глаза, и на щеке явственно виднелись четыре глубоких царапины. Ещё одна на лбу.
— А это что такое?
— Сальвий? — повернулся к разведчику Лонгин.
Тот присел рядом трибуном.
— Я думаю, Авл бежал, и кто-то сзади его догнал и прыгнул на спину. Сбил с ног. Пятернёй обхватил лицо вот так, — Бесс, не касаясь покойника, показал растопыренной ладонью, как действовал убийца, — свернул шею. Вот тут, командир, на затылке ближе к уху, если волосы раздвинуть, есть ещё ссадина. Видишь, запёкшаяся кровь? Это отметина от большого пальца его левой руки. Я убийцу имею в виду.
— Я понял, — кивнул Марциал.
Он помолчал, покусал губу, раздумывая, потом сказал:
— Но царапины уж очень глубокие. Это какие ногти надо иметь, чтобы такие борозды прочертить?
Никто не ответил.
Марциал встал.
— А остальные все возле дома?
— Почти, — буркнул Тиберий, — Даор лежит в стороне. Он явно никуда не бежал.
— Горло вскрыто, — тихо сказал Бесс, — так часовых на посту снимают.
— Пошли, посмотрим, — сказал трибун.
Даор лежал, подогнув ноги.
— Подошли сзади, — сказал Бесс, — он не заметил. Такая метель была, не мудрено. Зажали рот, вспороли горло.
— Мне приходилось видеть такие убийства, — кивнул Марциал, осматривая тело, — а ещё я знавал одного префекта «бодрствующих», который по виду раны мог безошибочно определить, каким оружием она нанесена.
«Бодрствующие» (вигилы) — пожарная охрана в Древнем Риме, вигилия. Служба эта основана Октавианом Августом после большого пожара, от которого Рим сильно пострадал в 6 году н. э. Вигилы исполняли также полицейские функции. Римляне делили ночь на четыре стражи-вигилии.
— Такое любой из моих людей тебе скажет, трибун, — с еле улавливаемыми нотками обиды в голосе заявил Тиберий, — невелика наука.
