и разместились вокруг большого стола, на котором была расстелена карта Дакии.
— Судя по всему, — начал Марциал, — наш расчёт на то, что сопротивление даков прекратится со смертью царя, не оправдался. Варвары собирают новое войско, и оно не имеет отношения к царю.
— Откуда это известно? — спросил Лициний Сура.
Маний Лаберий посмотрел на него и спросил:
— Что именно? То, что собирается новое войско, или то, что его собирает не царь?
— Что не царь, — уточнил Сура.
— Децебал и Диег были убиты на востоке, — раньше Марциала ответил Адриан, — а войско варвары собирают на севере, возле Поролисса.
— Именно так, — подтвердил Марциал, — и я считаю, что, узнав о смерти царя, оружие они всё равно не сложат.
— Почему ты так думаешь? — спросил Сура.
— Потому что это даки, — пожал плечами Марциал.
Сура скептически хмыкнул.
— Или ты не был, Гай, в Сармизегетузе, сразу после её падения? Забыл, что там творилось? Они совсем потеряли способность к сопротивлению. Даже волю к жизни. Вспомни, как они сидели кружками — воины, женщины и дети. Сидели, закатив мёртвые глаза. А рядом валялись кувшины с отравой.
Лузий Квиет покачал головой. Было видно, что с Сурой он не согласен, однако перебивать не стал. Тот продолжал:
— Сколько мы перед этим взяли крепостей? Везде они дрались, как загнанные волки. Не сдавались. А здесь сами лишили себя жизни. Почему?
Сура обвёл взглядом собравшихся, и сам же ответил:
— Потому что они пришли в полнейшее отчаяние. Утратили всякую надежду.
— Прошло три месяца, — сказал Адриан, — надежда появилась снова.
— И так же исчезнет, когда они узнают, что Децебал мёртв.
— А ты знаешь, почтенный Лициний, — спросил Марциал, — что на севере, у так называемых «свободных даков» слово «отчаяться» имеет два значения? На юге я, кстати, такого не слышал.
— И какие? — спросил Сура.
— Одно — потерять надежду, что и случилось с даками в Сармизегетузе. А второе — решиться.
— На что? — не понял Сура.
— Я думаю, свободные даки, наконец, решились выступить против нас. Децебал их не мог подчинить в полной мере и заставить воевать за себя. Заставило печальное зрелище гибели его царства. Да, признаюсь, ещё позавчера, когда я получил сообщение о войске в окрестностях Поролисса, то подумал, что это царь или его брат. Но, как выяснилось, оба они пытались собрать новые силы на востоке. Так что, я думаю, смерть Децебала не заставит этих людей сложить оружие.
— Ваш спор не имеет смысла, Лициний, — подал голос император, — в любом случае угрозу следует воспринимать серьёзно. Ждать, что противник сдастся сам — глупо.
— Если не ошибаюсь, — сказал Маний Лаберий, — из всех дакийских вождей нам не известна судьба двоих?
— Так точно, — кивнул Марциал, — Диурпаней и Вежина.
— Старый неугомонный пердун Диурпаней, — усмехнулся Лаберий, — никак не сдохнет. Пора помочь. Двадцать лет уже гадит.
— Может, это они собрали войско? — спросил Лузий Квиет.
— Нельзя этого исключать, — сказал Адриан.
— Если и они, — раздался голос, прежде ещё не звучавший, — разве это имеет значение?
Адриан поморщился. Самоуверенно-беспечные нотки, которые он постоянно улавливал в этом голосе, его раздражали.
Человек, задавший вопрос, резко контрастировал со всеми собравшимися в принципии. Они разменяли пятый десяток лет (только Адриану через пару месяцев стукнет тридцать один), и седьмой участник совета годился им в сыновья. Ему едва исполнилось восемнадцать. Звали его Децим Теренций Гентиан, он служил трибуном-латиклавием Тринадцатого легиона.
Латиклавий — один из шести военных трибунов, старших офицеров легиона. Молодые люди из семей сенаторов, не имевшие военного опыта, годичной службой в качестве трибунов-латиклавиев начинали свою карьеру. Остальные пять трибунов назывались ангустиклавиями и происходили из сословия всадников. Обычно они были старше и опытнее своего коллеги.
Присутствие юного Гентиана не просто в свите императора, а в его ближнем кругу, среди немолодых и заслуженных людей, было почвой для самых разнообразных пересудов. Изучение и пресечение коих, кстати, по причине касательства персоны Августа, входило в сферу прямых обязанностей Марциала. Многие объясняли невиданное расположение императора к юноше тем, что отец Гентиана, сенатор Скавриан — давний друг и соратник Траяна. Они почти земляки, Скавриан — уроженец Нарбоннской Галлии. Траян всегда благоволил ему и, учитывая, что именно Децим Скавриан уже три месяца как назначен наместником новообразованной провинции Дакия, присутствие его сына в императорском претории выглядело вполне естественно.
Но это с какой стороны посмотреть. Августа окружали многие отпрыски знатнейших семейств, но вот на совет легатов приглашался далеко не каждый юнец-латиклавий, военный опыт которого исчезающе мал.
Адриана это обстоятельство весьма настораживало. Он был ближайшим родичем Траяна, если считать лишь мужчин, и привык думать, что имеет наивысшие шансы унаследовать титул Августа. Конечно, хватало и других кандидатов в преемники, что не добавляло Адриану душевного спокойствия, но прошлогоднее появление в свите цезаря этого юноши заставило Публия заволноваться всерьёз.
— Для идиотов, конечно, нет разницы, кто командует варварами, — сказал Адриан, стараясь, чтобы голос звучал как можно безразличнее, — вождь северян, прежде не видевший ни одного римлянина, или два опытных волчары, успешно дравшихся с нами ещё при Домициане. Не все ли равно?
Гентиан поджал губы.
— Надо вызвать Бицилиса и расспросить!
— Можно и вызвать, — спокойно ответил Марциал, — только вряд ли он скажет что-то новое.
— И все же, Гай, Децим прав, — сказал император, — надо использовать все возможности по сбору сведений о противнике.
— Будет исполнено, Август, — слегка наклонил голову Марциал.
Адриан чуть скривил губы, правда никто этого не заметил — Публий не брил бороды. Так он скрывал уродливый шрам на лице, полученный на охоте. Злые языки поговаривали, что он прячет бородавки. За бороду, а также любовь к сочинениям эллинских поэтов и философов, сестра цезаря, увы, покойная ныне Ульпия Марциана ласково, но за глаза, называла Публия «гречонком».
— Значит, имя вождя ты, Гай Целий, не знаешь? — спросил Квиет.
Марциал отрицательно покачал головой.
— А численность варваров твои эксплораторы смогли выяснить?
— Весьма приблизительно. Их около пяти тысяч человек.
— Не густо, — сказал Гентиан.
Уже не Адриан, а Лициний Сура сверкнул в его сторону уничтожающим взглядом.
— Не стоит недооценивать врага, — мягко, но осуждающе произнёс Лаберий, предупредив гневную тираду соправителя императора.
Осторожность была поставлена во главу угла стратегии Траяна в обеих его войнах с Децебалом. Марка Ульпия некоторые придворные льстецы сравнивали с Александром, но цезарь был далёк от методов ведения войны великого македонянина, ошеломлявшего врага своей стремительностью. Вглубь Дакии легионы продвигались черепашьим шагом. Обстоятельно по всем правилам осаждали крепости, строили мосты и дороги.
— Недооценивать не следует, — сказал мавретанец, — но всё-таки действительно не густо. Думаю,