Ознакомительная версия. Доступно 39 страниц из 192
по компасу, взятых с брошенных кораблей. В первый день больше всего людей мучила жара. Даже индейцы не могли ее безропотно выносить и по очереди окунались в воду, чтобы освежиться. К закату, когда Блю-Маунтиз скрылись из вида, произошла смена вахты, и каноэ пошли все дальше на восток. На следующее утро выяснилось, что вся вода, принесенная индейцами для собственного употребления, подошла к концу, и к полудню они так хотели пить, что не могли работать. К счастью, у каждого капитана имелся свой запас для личного пользования, и из него выдавалось ровно столько воды, чтобы поддерживать людей в движении, вселяя в них надежду подойти к Навассе до наступления темноты. Настал час заката, а Навассы все не было. Люди казались глубоко обескураженными, поскольку, по их подсчетам, они проплыли 64 мили и должны были бы увидеть остров в случае правильности курса. «Их обманули усталость и слабость, – говорил Фернандо, – потому что каноэ не может пройти более 10 лиг за 24 часа из-за течений, идущих вразрез с курсом от Ямайки до Эспаньолы». На вторую ночь один из индейцев умер от жажды, а другие оказались слишком слабы, подавлены и были готовы делать все, что угодно, лишь только бы не лежать на дне судна. Время от времени они промывали рот соленой водой. На таком «соленом» утешении люди продвигались вперед в течение третьего дня. Снова наступила ночь, но Навасса так и не появилась. На фоне луны Диего Мендес заметил «маленький остров, покрывающий нижнюю часть ночного светила, словно затмение». Это ободрило всех людей, и к утру четвертого дня, в семидесяти двух часах пути от Ямайки, каноэ подошли к острову. «Кое-как высадившись на берег, – писал Фернандо (сама высадка на этих скалистых утесах – само по себе уже очень трудное дело), – они сначала поблагодарили Бога, а затем отправились на поиски пресной воды, которую нашли во впадинах скал. Некоторые индейцы пили так много, что умирали, а у других случались отчаянные расстройства». Диего Мендес разжег костер с помощью кремня, были собраны и приготовлены моллюски, однако более всего моряков обрадовал вид высокого мыса Тибурон на востоке. Итак, в вечерней прохладе каноэ снова спустили на воду, и оставшиеся 30 миль до Эспаньолы были преодолены до утра.
Отдохнув два дня на берегах мыса Тибурон, Бартоломео Фиеччи, «будучи человеком чести», предложил отправиться в обратный путь, однако не нашлось ни одного человека, которого он бы смог убедить. Индейцы предпочитали рискнуть жизнью переходом на Эспаньолу, а христиане, считая себя «спасшимися из чрева кита, подобно пророку Ионе», заявили, что было бы оскорблением для Бога дважды подряд пытать счастье. По сравнению с плаваниями на каноэ, регулярно совершаемыми полинезийцами, а также со многими другими походами на небольших лодках, совершаемыми англичанами и американцами, особенно во время нынешней войны, это стомильное пересечение Наветренного пролива не вызывало никакого энтузиазма. Американские индейцы не привыкли к подобным путешествиям, и это был первый известный нам случай, когда южноевропейцы совершили что-либо подобное. За свою долгую и достойную жизнь Диего Мендес совершил множество храбрых поступков, но в своем завещании, где рассказывается об этих подвигах, он оставил следующие указания для своего надгробия и эпитафии:
«Здесь покоится достопочтенный Диего Мендес, который много послужил королевской короне Испании в открытии и завоевании Индий вместе с Адмиралом доном Кристобалем Колоном. Он умер и просит ради милосердия прочесть „Отче Наш“ и „Аве Марию “.
В середине упомянутого камня пусть будет вырезано каноэ, которое представляет собой выдолбленную из ствола дерева лодку, на которых плавают индейцы, потому что на таком я проплыл триста лиг; а над ним пусть вырежут буквы CANOA».
«Я вытащил каноэ на очень красивый пляж, – сообщает Мендес, – куда сбежалось множество туземцев, принесших еду». Он нанял шестерых свежих индейских гребцов и, хотя страдал от лихорадки, продолжил путь вдоль побережья в сторону Санто-Доминго. Добравшись до Азуа, в гавани или рядом с ней, куда флот причалил после урагана более года назад, он узнал, что губернатор Овандо отправился в провинцию Харагуа на очередное «усмирение». Оставив каноэ, Мендес направился вглубь страны и встретился с губернатором непосредственно в его полевом штабе.
Известие о том, что Колумб высадился на Ямайке, ни в коей мере не вызвало недовольства Овандо, который опасался, что прибытие Адмирала с новой славой открытий заставит монархов восстановить его полномочия вице-короля, что означало бы отставку самого Овандо с весьма прибыльной должности. Он продержал Мендеса в своей штаб-квартире семь месяцев, пока подавлял восстание индейцев самым кровавыми и изощренными способами, которыми не смогли бы похвастаться даже современные завоеватели, вешая и сжигая заживо касиков и других лидеров (всего около 80 человек), включая прекрасную Анакоану. Скорее всего, Мендес добрался до Овандо в августе 1503 года, и только лишь в марте 1504-го ему наконец разрешили отправиться пешком в Санто-Доминго. Там ему пришлось ждать не менее двух месяцев прибытия кораблей из Испании. У правительства была небольшая каравелла в Санто-Доминго, но Овандо не позволил Мендесу воспользоваться этим судном. О Фиеччи мы больше не знаем ничего до самого его возвращения вместе с Колумбом в Испанию. Очевидно, он счел невозможным нанять гребцов для обратного путешествия. Этот генуэзец был свидетелем последнего волеизъявления Адмирала в 1506 году, а после возвращения в родной город несколько лет спустя мы уже видим его командующим флотом из пятнадцати галер в войне против Франции.
В Санта-Глории Колумб и его люди ждали и надеялись, но чем дольше длилось ожидание, тем слабее становились надежды, что гонцы достигли Эспаньолы. Лето сменилось осенью, а осень – зимой. Это мало что изменило в растительности острова, но значительно ухудшило комфортность пребывания, поскольку с приходом зимы пришли северные ветры и дожди. Испанцы, по строгому приказу своего Адмирала прикованные к кораблям, стали боязливы, беспокойны и были морально готовы к мятежу; вокруг братьев Поррас сформировался заговор.
Напомню, что капитан Франсиско де Поррас из Сантьяго и Диего, представитель короны и аудитор, являлись политическими назначенцами и, как и многие люди того времени, никогда не выполняли должной доли работы. Тот же Бартоломео Колумб был эффективным командиром, хотя и не получавшим жалованья капитана «Сантьяго», в то время как Диего Поррас (за исключением учета поступающего на борт золота) все плавание провел в безделье. Несведущие в морском деле, братья не были способны понять веские причины задержки на Ямайке. По их мнению, Адмирал вполне мог бы отплыть на каравеллах на Эспаньолу, если бы захотел. Конечно, сейчас каравеллы никуда не годились, но капитан Поррас серьезно полагал, что
Ознакомительная версия. Доступно 39 страниц из 192
