заключении каждой главы бабушка подытоживает слова своих собеседниц. Я не нашла у себя материнский инстинкт, говорит одна из акушерок, а двоюродная бабушка считает необходимым добавить:
Не каждая женщина хочет стать матерью.
Я уже давно заметила, что в нашей семье женщины часто рожают поздно. Прабабушка, например, родила десятого ребенка в пятьдесят один год (девять, кстати, появились на свет в мае), а живущая в Дании мамина сестра неожиданно для всех своего первого и единственного — в сорок семь.
Когда двоюродной бабушке исполнилось девяносто, она приобрела ноутбук и сразу оценила возможность выбирать фон для экрана. Долго колебалась между закатами и рассветами на кроваво-красном небе и наконец остановилась на рассвете. Несмотря на покупку двух компьютеров, она так и не рассталась с печатной машинкой.
«Живые истории из опыта семи акушерок и одного акушера в Северной Исландии» существуют только в незаконченной рукописи, поскольку другое дело, точнее, другая идея быстро занимает ее мысли и время.
40 °C
На часах почти одиннадцать, на лестничной клетке стоит живущий в мансарде турист и просит прощения за беспокойство. Он держит в руках скомканное постельное белье и поясняет, что спускался в прачечную, где пытался определить, какая стиральная машина принадлежит хозяину его съемной квартиры. Выясняется, что тот освободил полку и три вешалки в платяном шкафу. Но сменного постельного белья квартирант не нашел и сделал вывод, что у хозяина всего два комплекта: один на кровати, другой в корзине для грязного белья.
Я нацепляю тенниски, и, пока мы спускаемся, турист рассказывает, что сначала собирался приехать вместе с сыном.
— Сын, однако, передумал. Решил провести Рождество с матерью.
Я спрашиваю, сколько сыну лет, отец отвечает, что шестнадцать.
— Он больше не хочет летать. Говорит, все человечество дышит одним воздухом.
Он продолжает:
— Один день зима, на следующий уже лето пышет жаром. Раньше весна продолжалась несколько недель. Теперь только один день. Тюльпаны всходят и живут один день. Потом становится слишком жарко.
Я показываю ему, как работает стиральная машина.
Он говорит, что решил приехать сюда в самый последний момент.
— Сначала я не собирался так далеко на север, но потом передумал.
Он не говорит, что объездил весь мир, но еще не нашел земли, где течет молоко и мед.
Затем он сообщает, что собирался жить в гостинице, однако счел, что душевнее будет снять квартиру. В этой квартире он оказался совершенно случайно, сначала выбрал другую, но тот хозяин вдруг отказался сдавать.
— Если белье белое, ставьте на восемьдесят градусов, — наставляю я. — Если смешанное, то на сорок.
Он стоит рядом и следит, как я засыпаю порошок, устанавливаю температуру и время.
Выясняется, что гость разбирается в работе этой стиральной машины, у него дома та же марка — «Бош».
Спрашиваю, придумал ли он, чем будет заниматься в нашей стране, и он отвечает, что ему еще предстоит принять решение. На мгновение задумываюсь над его ответом: предстоит принять решение.
Потом вспоминаю, что два дня назад загрузила белье в стиральную машину, но не вынула и не повесила сушиться. Открываю машину и, продолжая разговор, достаю футболку с короткими рукавами и прикрепляю к веревке двумя прищепками. На футболке напечатано название банка, организовавшего марафон, в котором я участвовала, чтобы собрать деньги на датчик насыщения кислородом для новорожденных.
Я вынимаю еще несколько футболок, но, когда доходит до нижнего белья, смущаюсь.
Мы вместе идем наверх, и я предлагаю одолжить ему постельное белье.
Он благодарно улыбается и ждет на лестничной клетке, когда я принесу белый жаккардовый комплект с вязаными вставками из запасов моей двоюродной бабушки.
Не устояв перед искушением, спрашиваю, присутствовал ли он при рождении сына.
По его словам, присутствовал.
Спрашиваю, боялся ли он, и он отвечает:
— Да, боялся.
На вопрос, плакал ли он, говорит, что плакал. Сообщаю ему, что киты пользуются услугами акушерки, как и люди.
— Понимаю, — говорит он.
Трудно сказать, что у него на уме. Похоже, он задумался.
Потом спрашивает, не занимаюсь ли я китами.
Отвечаю, что я акушерка.
— И сколько вы приняли детей?
Мне не нужно обдумывать ответ, потому что вчера я как раз подсчитала.
— В пятницу я приняла тысяча девятьсот двадцать второго ребенка.
Ничего не изменилось
Достаю из шкафа автобиографию Мэри Сикол, опубликованную в 1857 году, «Удивительные приключения миссис Сикол во многих странах», и ложусь в кровать.
Я провожу много времени в палатах пациенток и, если роды затягиваются, иногда берусь за книгу. Обычно это сборник стихов. Если женщина интересуется, что я читаю, я поднимаю книгу и показываю ей. Несколько раз женщины просили почитать вслух, и я читала. Однажды меня вызвали к начальству: чей-то муж пожаловался, что я читала его жене стихи о страдании и потере сына.
— Должно быть, Анну Ахматову, — пояснила я. — У нее забрали сына во время сталинских чисток. Многим женщинам легче от того, что не они одни страдают.
Помню, как одна женщина прямо попросила прочитать ей что-нибудь о смерти.
На всякий случай я уточнила:
— Вы уверены?
— Абсолютно, — ответила она.
И я прочитала:
Смерть слабосильна,
я просто ускользнул в другую комнату,
ничего не изменилось.
Я могла бы сказать коллегам, что большинство стихотворений — об одиночестве и бессмысленности жизни.
Мне вспоминаются бабушкины слова, которые она произнесла, стоя у окна с чашкой кофе в руке: человек приходит в этот мир обнаженным и ищет смысл. Я откладываю книгу на ночной столик и, потянув за шнур, выключаю лампу. Бахрома на абажуре дрожит.
Можешь приходить ко мне, темнота.
А потом снова будет свет.
II. ЗООЛОГИЯ ДЛЯ НАЧИНАЮЩИХ
Они рожают верхом на могиле[3].
С. Беккет
Сложнее всего привыкнуть к свету
Я вглядываюсь в начало дня за окном. По-прежнему кромешная тьма.
Поджариваю хлеб в тостере и включаю радио. Попадаю на середину интервью и слышу, как мужчина объясняет, что черная дыра — это область, поглощающая весь свет и все вещества, но ее саму ничто не покидает. Ее природа настолько непостижима, что все принятые научные теории не работают. Даже пространство и время существуют не в той форме, которую мы знаем.
Выпиваю чашку кофе и выключаю радио.
На дне шкафа, где висят платья, двоюродная бабушка оставила большую тяжелую картонную коробку из-под бананов «Чикита». Я знала, что в ней хранятся какие-то бумаги, но все тянула с тем, чтобы ее открыть и изучить содержимое. Когда я навещала бабушку в больнице, в одно из последних
