посещений она вдруг погладила меня по тыльной стороне ладони и сказала:
— Присмотри за моей коробкой.
Тогда я не поняла, что она имеет в виду.
Коробку открыла только через год после ее смерти.
На самом верху в ней лежал толстый светло-коричневый конверт, в котором оказалась машинописная рукопись, более двухсот страниц. На первой странице стояло имя бабушкиной сестры, а под ним большими буквами: «ЖИЗНЬ ЖИВОТНЫХ», подзаголовок: «Исследование возможностей человека». Полистав, я убедилась, что это рукопись книги. В предисловии бабушка немного написала о себе:
Я принимала детей в самый короткий и в самый длинный день года, когда солнце почти не поднималось или почти не садилось, всего через мои руки прошло 5077 новорожденных: 2666 мальчиков и 2411 девочек. И всем им я что-нибудь вязала: шапочку или кофточку, рейтузы или пинетки. В основном из желтой или светло-зеленой пряжи — это цвета солнца и проклюнувшегося ростка. На одного ребенка уходило три-четыре мотка пряжи.
Заканчивается предисловие следующими словами:
Говорят, человек никогда не справляется с фактом своего рождения. Что самое трудное в жизни — появиться на свет. И сложнее всего привыкнуть к свету.
Разбирая коробку, я вскоре обнаружила еще две рукописи. Обратила внимание на то, что все они машинописные. Как и в случае «Жизни животных», на первой странице напечатано имя двоюродной бабушки, ниже — названия: «ПРАВДА О СВЕТЕ» (на полях написаны два других: «Раз мышления о свете» и «Воспоминания о свете» — бабушка явно выбирала) и «СЛУЧАЙНОСТЬ» В каждой свое предисловие, и сначала я считала, что это три отдельные рукописи. Но, просматривая страницу за страницей, обнаружила, при всем различии, несколько одинаковых тем. Так что теперь мне предстояло решить, идет речь о набросках или разных версиях одной и той же книги. Ты продолжишь мое дело, сказала мне Фива. Тогда я подумала, что она имеет в виду акушерство. Теперь я в этом не уверена.
Все связано
Я сделала несколько подходов к коробке, но, чтобы пропахать семьсот с лишним машинописных страниц, требуется много времени.
Сестра наблюдала за ходом дела со стороны. Она называет бумаги скарбом и периодически спрашивает: ты уже разобралась со скарбом? Хочешь, помогу сортировать и выкидывать? Или: ты все еще копаешься в этих залежах? И добавляет: можно отнести бумаги в отдел рукописей Национальной библиотеки, закрыть их там на пятьдесят лет, и дело с концом.
Когда сестра впервые спросила, что это за рукописи, я не знала, как ответить.
— И никакой идеи?
— Их сложно описать. Это отличается от всего, что я когда-нибудь читала.
— Это воспоминания? Или что-то вроде руководства по акушерству?
— В сущности, нет, — ответила я и добавила: — К тому же рукописи сильно различаются между собой.
Подумав, пояснила:
— Думаю, она пытается понять человека.
— В каком смысле?
— Его бессилие.
— Она не верит в человека?
— Трудно сказать.
— Понимаю.
— Я еще не все прочитала.
Мое недоумение вызвал прежде всего стиль, точнее — его отсутствие. И дело не только в стилистических особенностях рукописей — различаются по стилю главы и даже абзацы внутри одной главы, словно авторов было много. Рукописи отчасти напоминают учебное пособие по практической стилистике: в одних местах стиль сухой, точный, научный, в других — возвышенный и торжественный, даже библейский. Также можно найти придуманные диалоги в духе просветителей XVIII века. Двоюродная бабушка не заботится о логичности и стройности изложения, чтобы одно непременно вытекало из другого. Такие фрагментарные тексты очень нелегко читать, в них словно нет смысловой связи. «Бессвязность» и «обрывочность» были первыми словами, пришедшими мне в голову. Однако нельзя отрицать, что форма и содержание слиты воедино, когда бабушка пишет:
Одно не обязательно влечет за собой другое. Так происходит потому, что наш мир фрагментарен и человек лишь осколок осколка.
Главы далеко не всегда позволяли составить верное представление о содержании книги, скорее наоборот. Они могли быть неясными и не давать однозначных ответов, как «То, что я знаю» или самая длинная глава в «Случайности», которая называется «Иное».
В рукописях также можно найти множество разрозненных рассуждений, отдельных предложений или фрагментов, никак не связанных с текстом. В бабушкином стиле и способе выражения мыслей много странного, особенно в манере говорить намеками. Она могла, например, сказать без видимой причины: сначала свет, затем темнота, сначала день, затем ночь — таков порядок вещей. Или: середина там, где мы каждый раз находимся, Дия. Либо наставляла меня: ты поймешь, что люди говорят да, но имеют в виду нет. Или наоборот: говорят нет, а имеют в виду да. В какой-то момент мне кажется, будто она говорила о черной дыре внутри космоса. Что она вполне могла бы сказать: в центре Вселенной есть черная дыра. А в центре дыры — свет. Я понимала не все из того, что она говорила. Даже когда жила у нее.
Иногда меня не покидало чувство, что сказанное бабушкой было финальным аккордом ее размышления, заключением, над которым она долго думала наедине с собой, сродни ответу на математическую задачу.
Самое примечательное, однако, — ее умение плавно переходить от малого к большому в одном предложении, от листка на дереве или петли в вязании к замечанию о том, что расстояние между звездами одного созвездия составляет миллионы световых лет. Для бабушки будто не существовало разницы между большим и малым, второстепенным и главным. Или, скорее, малое было в ее глазах большим, а большое малым. И в соответствии с этим она непоколебимо верила, что в итоге все в мире связано. В конце пути, пишет она в «Случайности», человек видит, что все связано. И не так уж важно, что изложение напоминает длинные и извилистые проходы или разветвленные тайные тропы, — в нужном месте они сливались, потому что все связано. (Не могу не думать о том, что именно случайность — понятие, которое наилучшим образом описывает порядок изложения материала в рукописях двоюродной бабушки.) По приблизительным подсчетам, два эти слова — все связано — встречаются в рукописях более трехсот раз, в различных контекстах. Столкнувшись со сложным материалом, бабушка пишет: все связано, это ее аргумент и ее заключение: все связано. Когда я объявила, что бросила теологию и собираюсь стать акушеркой, она сказала:
— В конце концов человек понимает, что все связано, Дия.
«Чикита»
Когда сестра первый раз спросила, что я собираюсь делать с рукописями, я ответила, что не знаю.
Однако хорошо понимала, что двоюродная бабушка думала об издании. Подтверждение нашлось в коробке из-под бананов «Чикита», в письме от издателя, который благодарит бабушку за присланную рукопись. Но затем пишет:
