на прощание, правда?
Она медленно кивнула.
– Спасибо, – сказал я.
– Спасибо, – еле слышно прошептала она.
Я повернулся к Марджори и сурово заявил:
– Марджори, не смейте так со мной обращаться. Это несправедливо. Это нечестно по отношению ко мне, к Мередит и к вашему сыну Майклу.
После этого я снова ушел на кухню домывать посуду.
Черт бы побрал эти «культурные различия».
ДЕНЬ 148
Я весил 140 фунтов и постоянно сопливил.
Вот уже месяц каждый вечер после ужина я уходил к себе в спальню, принимал горячую ванну, слушал одну из трех моих кассет в «Уокмэне», писал очередное пятнадцатистраничное послание самому себе и дрочил, читая Байрона.
Каждый вечер.
Теперь я проходил стажировку на шестой работе. До этого я был кассиром в банке, лодочным механиком, помощником в фотолаборатории, помощником адвоката, строителем и помощником тренера по гольфу.
Не поднимая головы, я сидел за столом, жевал зеленый салат с кетчупом и ждал, когда наступит без четверти шесть, чтобы уйти к себе и приступить к ежевечернему ритуалу. Внезапно Норвел заявил:
– Мэттью, мы с Марджори решили, что все оставшееся время пребывания в нашем семействе ты должен называть нас мама и папа.
Я не ожидал такого поворота и на миг утратил дар речи.
– Спасибо, Норвел, – поразмыслив, ответил я. – Спасибо… что вы так обо мне думаете, но… У меня уже есть мама и папа… и они пока что живы[4].
Норвел немедленно повторил:
– Как я уже сказал, мы с Марджори решили, что все оставшееся время пребывания в нашем семействе ты должен называть нас «мама» и «папа».
Я промолчал и доел политый кетчупом салат. После этого вежливо собрал все грязные тарелки, вымыл посуду, вернулся к столу и громко обратился к каждому:
– Спокойной ночи, Нор-вел. Спокойной ночи, Мар-джо-ри. Спокойной ночи, Майкл. Спокойной ночи, Мередит.
Впервые за 148 дней мой ум, сердце и душа обрели согласие. Ни за что на свете я не назову посторонних людей мамой и папой. Это не обсуждается. И на «культурные различия» это не спишешь. А если это все-таки пресловутые «культурные различия», то прошу прощения, но мне на них наплевать.
Один-одинешенек, в чужой стране, в странном окружении, я осознал ответственность за себя и за свои убеждения. Я все осмыслил и сделал выбор. Мне не требовалось ничьих уверений. Эта ясность укрепила мою сущность. Я сохранил свою целостность – из принципа и ради того, чтобы выжить.
На следующее утро вместо звонка будильника раздались женские вопли в другом конце дома. Было шесть утра.
– Он! Не желает! Называть! Меня! Мамой!!! Он! Не желает! Называть! Меня! Мамой!!!
Я вскочил с кровати, выбежал из спальни и бросился к Марджори, которая рыдала за кухонным столом и выла в голос.
Я приобнял ее за плечи:
– Марджори, ну поймите же, в этом нет ничего личного. Вот вам понравилось бы, если бы ваш Майкл стал еще кого-то называть мамой и папой?
Потом мы поплакали вместе, каждый по своей причине.
Тогда я и решил, что пришла пора подыскать другую семью на «оставшееся время моего пребывания» в Австралии.
После обеда поднялся ураган, обещали смерчи. Улицы опустели. Струи дождя хлестали наискось, ветер дул со скоростью 45 миль в час, небо стало багрово-оранжевым. Я все равно решил отправиться на пробежку, до самого дома Харриса Стюарта, президента местного отделения Ротари-клуба.
Харрис открыл дверь:
– Ты что, спятил? Что случилось?
– Я тут вышел на пробежку, вот решил заглянуть к вам. У меня есть просьба.
– Входи скорее. Тут смерч обещают, а ты на пробежку отправился? Нашел время!
Я вошел, и он дал мне полотенце обсушиться.
– Что случилось? – повторил он.
Я вздохнул:
– Послушайте, я подумал… А нельзя ли мне переехать в какую-нибудь другую семью?
– А что у Дулеев? Тебе не нравится?
– Нет-нет, все хорошо, – ответил я, чтобы не наябедничать. – Просто… хотелось бы посмотреть, как живут другие.
– Понимаешь, Мэттью, в другой семье ты будешь лишним ртом, – сказал он. – А экономическая ситуация в стране сейчас не очень. Но… в общем, я поспрашиваю.
Благослови, Господи, Харриса Стюарта.
Он обратился к Коннору Харрингтону, управляющему банка, где я стажировался кассиром. Коннор с женой согласились взять меня к себе. Благослови, Господи, Коннора Харрингтона. В четверг, на еженедельном собрании Ротари-клуба, Харрис Стюарт во всеуслышание объявил в микрофон:
– Наш студент по обмену Мэттью вот уже полгода живет в семействе Дулей. Спасибо, Норвел, за твое гостеприимство.
Бурные аплодисменты.
– А теперь Мэттью переедет к Харрингтонам. Спасибо, Коннор.
Снова аплодисменты.
Собрание закончилось, все были довольны.
В общем, все устроилось без особых хлопот. Никаких трагедий. На собрании Норвел Дулей сидел рядом со мной, спокойно выслушал объявление Харриса, а теперь обменивался рукопожатиями с остальными членами клуба и всем меня расхваливал, зная о моем предстоящем переезде.
– Во вторник вечером, в половине седьмого я заеду к вам за Мэттью, – сказал Коннор Норвелу.
– Договорились, – ответил Норвел. – До встречи.
Все складывалось прекрасно.
Мы с Норвелом вернулись домой. Он молчал всю дорогу.
Вечером я пожелал Норвелу и Марджори спокойной ночи, они пожелали мне того же – и больше ни слова. На следующее утро я проснулся, позавтракал, ушел на работу, вернулся домой, поужинал и снова пожелал всем спокойной ночи. В ответ ни слова.
В субботу – никаких родственников, никакой вечеринки, никаких «тебе осталось несколько дней с нами, что бы такого устроить…»
В воскресенье – ничего.
В понедельник – ничего.
Во вторник утром – ничего.
Я пришел с работы пораньше, проверил, не забыл ли каких вещей. Два своих чемодана я собрал еще в прошлый четверг.
За пять дней о моем переезде никто не упомянул. Наконец в пять часов я в последний раз сел за стол с Норвелом, Марджори, Майклом и Мередит. Жевал зеленый салат с кетчупом. Все молчали.
В половине шестого я встал из-за стола и начал мыть посуду. Молчание. После этого я ушел в свою комнату, еще раз проверить, все ли собрал. Через полчаса за мной должен был заехать Коннор. Поскорее бы. Я расхаживал по комнате, каждую минуту поглядывая на часы.
В дверь постучали.
Я открыл.
На пороге стоял Норвел – подбоченившись, расставив ноги, весь такой решительный.
– В чем дело, Норвел?
Нимало не смущаясь, он заявил:
– Мэттью, мы с Марджори решили, что на время пребывания в Австралии ты останешься жить с нами. В нашем доме. Распаковывай вещи.
В сумраке Сумеречной зоны я ошалело поглядел на него. Мой дух восстал.
– Кхм… Спасибо, Норвел, – как можно спокойнее начал я, – за ваше радушное предложение. Но за год пребывания в Австралии мне хотелось бы увидеть и узнать как можно больше. Поэтому я предпочитаю переехать в другую семью.
Он вздернул голову и не двинулся с места.
– Мэттью, распаковывай вещи. Мы с Марджори решили, что на время пребывания в Австралии ты останешься жить с нами, – повторил он.
И тут я не выдержал. Размахнулся и с такой силой саданул кулаком по двери, что пробил фанеру насквозь. Потом высвободил
