Hum» U2[3]. Под эту музыку в наушниках плеера «Уокмэн» я читал романтические поэмы.
Спустя две недели в библиотеку пришел директор и сказал:
– Мэттью, школьное обучение явно не для тебя. Я тут подумал, может, тебе попробовать нашу программу стажировки? Ознакомишься с разными профессиями на практике. Платить тебе за это не будут, но выставят оценки в аттестат.
Ух ты!
– Да, конечно, – сказал я.
Сначала я стажировался кассиром в отделении Банка Австралии и Новой Зеландии. В обществе взрослых мне было легче. Я подружился с управляющим банка, Коннором Харрингтоном. Мы с ним часто обедали и выпивали по кружке пива после работы.
Странности в семействе Дулей не прекращались.
Ужинали мы рано, в пять или в полшестого. За столом на кухне всегда собирались одни и те же: я, Норвел, Марджори, Майкл и Мередит – подруга Майкла. У двадцатидвухлетней Мередит была небольшая задержка в развитии, поэтому ей нельзя было водить машину. А если она нервничала, то начинала пятерней давить прыщи на щеках. Впрочем, мы с ней были в хороших отношениях, а вдобавок у нее было прекрасное чувство юмора.
Однажды вечером я включил телевизор в жилой комнате – шла трансляция Олимпийских игр, а с моего места за кухонным столом был хорошо виден экран. В эстафете 4 x 100 метров выступала женская команда США. Кроме меня, это никого не интересовало. Громыхнул выстрел стартового пистолета, и меньше чем через сорок две секунды США выиграли золотую медаль. Я гордо прижал кулак к груди и пробормотал себе под нос: «Ура!»
Норвел решил, что это самый подходящий момент прочитать мне лекцию по истории. Он вскочил с места, выбежал в жилую комнату, выключил телевизор, торжественно вернулся на кухню и заявил:
– Мэттью, пройдем со мной, пожалуйста. Мне надо с тобой кое о чем поговорить.
Что, опять?
Он вывел меня из кухни через жилую комнату в коридор и распахнул вторую дверь справа. Естественно, его кабинет. На этот раз Норвел схватил с полки томик энциклопедии, уселся в кресло на помосте, посмотрел на портрет Черчилля, раскрыл книгу на заложенной странице и заявил:
– Настоящий спортсмен, Мэттью, по-настоящему великий спортсмен – это англичанин Дэвид Брум, который на Олимпийских играх в тысяча девятьсот шестидесятом году выиграл бронзовую медаль в соревнованиях по конкуру.
– Да, конечно, – сказал я.
– И вот еще что, Мэттью. Ты тут недавно смотрел фильм, «Добровольцы поневоле»? Так вот, это очень глупый фильм. Можно сказать, инфантильный. Еще одно доказательство того, что низкосортный американский юмор не идет ни в какое сравнение с английским.
Ну и дела!
– Ладно тогда… а можно я досмотрю Олимпийские игры?
В семействе Дулей мне все больше становилось не по себе, но я продолжал думать: «Ничего страшного, это все культурные различия».
ДЕНЬ 90
Теперь я проходил стажировку помощником адвоката. Мне нравилось проводить дни в суде, участвовать в подготовке заключительных заявлений, знакомиться с составом присяжных, искать исторические прецеденты законодательства и составлять конспекты для юристов. Все это было подспорьем для моих дальнейших планов стать юристом. А вот «культурные различия» семейства Дулей действовали мне на нервы.
Целостность моего самосознания была нарушена, и, чтобы ее восстановить, мне требовалось своего рода сопротивление, которое следовало преодолеть. Мне нужна была цель, чтобы сохранить здравый ум в этом странном месте. Я решил стать вегетарианцем. Правда, я понятия не имел, как быть вегетарианцем, поэтому просто ужинал зеленым салатом, приправленным кетчупом.
А еще каждый день после работы я делал шестимильную пробежку. Я очень исхудал.
А еще я решил стать абстинентом до конца года. До конца года оставалось девять месяцев.
Я начал думать, что мое призвание – пойти в монахи.
А после того, как закончится год учебы по обмену, я собрался поехать в Южную Африку и освободить Нельсона Манделу.
Я писал письма маме, отцу, друзьям и бывшим подругам. Мое самое первое письмо, написанное, когда я только поселился у Дулей, было накорябано толстым черным фломастером:
А теперь мои письма занимали девять, десять, одиннадцать, двенадцать, шестнадцать страниц, мелким четким почерком, с разветвленными предложениями на восемь строк, изобилующими прилагательными и наречиями. На письма отвечали только мама и мой старый приятель Робб Биндлер. Робб и сам был писателем, поэтому невозмутимо воспринимал мои маниакальные опусы и в ответ присылал мне послания не меньшей длины, хотя и не такие путаные. Впрочем, по большей части я писал для себя.
Но со мной все было в порядке, правда же? Просто я соскучился по дому. Ну и «культурные различия». Ладно, перетерплю…
ДЕНЬ 122
Вечер, четверть шестого. Норвел, Марджори, Майкл, Мередит и я ужинали на кухне. Я жевал свой зеленый салат с кетчупом. Принесли ягнятину с мятным соусом, и я немедленно передал блюдо дальше. Норвел резко встал и обратился ко мне:
– Мэттью, ты американец, еще совсем юный и неразвитый. За время пребывания в нашем семействе ты должен усвоить, что ягнятину следует подавать с мятным соусом.
– Я уже пробовал мятный соус, – ответил я. – Мне он не нравится. И вообще, я мяса не ем.
Спустя несколько недель, под конец очередного барбекю с родственниками (на этот раз без гамбургеров), я мыл посуду на кухне, и тут меня окликнула Марджори.
– Мэттью! Иди сюда! Иди к нам, Мэттью!
Я вошел в жилую комнату и увидел, что все восемнадцать человек родни – тетки, дядья, двоюродные братья и сестры – выстроились в шеренгу вдоль стены. В конце шеренги стояла Мередит, застенчиво потупившись и поглаживая лоб кончиками пальцев. Все дожидались меня.
– В чем дело? – спросил я.
Майкл стоял в противоположном углу комнаты и нервно теребил тяжелую связку ключей. Марджори, которая весь день потягивала вино, радостно заявила:
– Мэттью, Мередит собирается уезжать, поэтому поцелуй ее на прощание. В губоньки!!!
Все притворно заахали и гаденько захихикали. Мередит, не поднимая головы, ущипнула себя за щеку. Майкл, сжав кулаки, расхаживал по комнате.
– Марджори, я уже попрощался с Мередит, – напомнил я. – И даже обнял ее.
Марджори упрямо стояла на своем:
– Нет-нет, Мэттью, давай целуй ее! В губоньки!
– Что? – Я посмотрел на Мередит.
Она чуть вздернула подбородок и тут же его опустила.
Я не мог понять, что происходит. Неужели Мередит сочла мое хорошее к ней отношение знаком романтической привязанности? Или Марджори в подпитии решила сыграть злую шутку со мной, Мередит и Майклом? В любом случае это надо было пресечь.
«Мой старший брат» Майкл теперь яростно метался по комнате, крутя тяжелую связку ключей.
Родственники Дулей стали меня подначивать:
– Давай, Мэттью! Целуй ее!
Как разрулить эту ситуацию? Я глубоко вздохнул, подошел к Мередит и спокойно сказал:
– Мередит, мы ведь с тобой уже попрощались, правда?
До смерти смущенная Мередит молчала, не поднимая глаз.
Я по-отцовски взял ее за плечи. Наконец она посмотрела на меня.
Присутствующие понемногу трезвели.
– Мы ведь с тобой уже попрощались, Мередит? И я тебя обнял
