– Сам рисовал? – спросил старший, изучив документ.Остальные хмыкнули невесело. Из чего можно сделать вывод, что служба солдатикаммедом не кажется. Не до шуток им, бдят со всей ответственностью иосторожностью.
Сварог сказал чистую правду:
– А откуда я знаю, кто его рисовал?
Орлы хохотнули чуть веселее. Старший бросил:
– Не шевелись. Проверим.
Серебряный наконечник копья медленно поднялся к его груди –Сварог добросовестно замер, – коснулся шеи и отодвинулся гораздо быстрее.Лица у патрулей стали чуточку дружелюбнее, но старший, как ему и полагалось подолжности, остался собранным и подозрительным:
– Смотри, если что… Тут у нас адвокаты не водятся.Откуда едешь?
– Из Фиортена, – бухнул Сварог и пожалел, чтопроговорился.
Но что прикажете делать, если других названий он попросту незнал и врать о незнакомых местах опасался?
– Как там?
– Паршиво, – сказал Сварог. – Нет большеФиортена. Один пепел остался.
– Кто там был? – Старший даже не удивился такомуответу. Остальные тоже не вздрогнули.
А это уже плохо. Это называется – низкий боевой дух.
И за такое состояние боевого духа вверенного личного составакомандира следовало расстрелять на месте. Иначе обойдется дороже. Впрочем,Сварог им не судья, чтоб так, с пылу с жару, делить на правых и виноватых. Унего своя, персональная война.
– Ох, знал бы я кто, – сказал Сварогустало. – Он бы у меня кровью умылся… Кабаки в городе есть, ребята? Типапостоялого двора?
Они молчали. Расступились, правда, и он медленно поехалпрочь. Вдогонку все же крикнули:
– Через базарную площадь, налево у зеленого дома – ипрямо до самой реки. Постоялый двор тетки Чари.
Карах смирнехонько сидел под плащом. Прохожие, как один,оглядывались на Сварога – кто украдкой, кто открыто. Сварог понял, что приезжиездесь – вещь редкостная, что он станет темой для вечерней болтовни, ибо сновостями здесь плоховато…
Большого ума не требовалось, чтобы заметить: здесь властвуетгордая бедность. Понятно – ни развитой торговли, ни серьезных ремесел ипромыслов. Нелепо трудиться до седьмого пота, если завтра-послезавтра можетприйти враг и все отнять. Трижды ему предлагали продать второго коня, один разспросили, не ожидается ли какой войны, а однажды поинтересовались, не он либеспутный племянник мамаши Микоты, лет двадцать назад сбежавший искать приключенийи с тех пор не объявлявшийся. Сварог каждый раз молча мотал головой.
Он почувствовал вдруг, что Карах зашевелился под плащом,пробрался к шее. Это могли заметить со стороны, и Сварог, не поворачиваяголовы, прошипел сквозь зубы:
– Тихо! Что там?
– Хозяин, убей его! – зашептал Карах из-подкапюшона. – Убей его сейчас же! Это плохой!
Сварог придержал коня, украдкой оглянулся – нет, никто вродебы не обратил внимания, как приезжий пустился в дискуссию с собственным плащом.
– Вон тот, в черной шапке! – не унималсяКарах. – Убей его побыстрее!
Сварог растерянно огляделся. Он как раз проезжал по базарнойплощади, где не особенно шумно торговали рыбой, старой одеждой, живыми овцами,дровами и пивом. Покупателей было самую малость побольше, чем продавцов. У лоткас рыбой, точно, стоял худой человек в буром кафтане и высокой черной шапке,какую носят на полудне Снольдера – круглой, с плоским донцем и наушниками.Человек этот ничем особенным не выделялся. Гильдейской бляхи у него не видно,но здесь их никто не носит.
– Убей его! – чуть ли не крикнул Карах.
Сварог колебался. Вспомнил, что однажды уже пропустил мимоушей предостережения Караха и кончилось все дракой с вампирами, а моглокончиться и печальнее…
Пробормотал заклинание, и рука сама дернулась к топору.
На месте человека в черной шапке колыхалась мгла, черныйсгусток тяжелого дыма, то принимавший зыбкие очертания человеческой фигуры, топереливавшийся в знакомый уже образ – шар над прямоугольником.
Впервые он эту дрянь увидел с палубы «Божьего любимчика».
И имя этой дряни было – Глаз Сатаны. Эта дрянь ужезаполонила собой едва ли не пятую часть континента, там, где в школьныхучебниках ларов значатся необитаемые земли. А теперь он встречает эту дряньздесь, в Приграничье, среди ничего не подозревающих людей.
– Ах, вот это кто… – сквозь зубы пробормоталСварог. – Карах, держись!
Он отвязал повод заводного коня, накинул его на столбикближайшего навеса. Еще раз произнес заклинание. Теперь он вновь видел лишьхудого человека, отвернувшегося к лотку с рыбой, – видел то, что и всеостальные на площади, окруженной невысокими каменными домами с острыми крышами.Сварог развернул коня так, чтобы оставить худого справа, пустил вскачь. Набодрый конский топот стали удивленно оборачиваться. Разговоры прервались на полуслове.Лезвие Доран-ан-Тега шелестяще свистнуло в воздухе, и сразу же вокруг завопили.Сварог оглянулся, натянул поводья.
Отсеченная голова худого еще кувыркалась высоко в воздухе,невесомо выписывая круги вопреки законам природы и тяготения – словно живое существо,выбиравшее, где бы приземлиться на грязный булыжник. Обезглавленное туловищепрочно стояло на ногах, из перерубленной шеи не брызнуло и кровинки, рукиподняты ладонями вверх, словно готовятся поймать непоседливую голову, которой,дело житейское, захотелось вдруг полетать отдельно.
Голова упала на обрубок шеи и утвердилась на нем левым ухом.Пространство вокруг худого подернулось туманом, пронизанным тусклыми молниями,и вот тут-то началась настоящая паника, продавцы и покупатели брызнули во всестороны, даже овцы, мемекая, припустили прочь. Значит, все видели то же, что иСварог, – как посреди площади возникает, принимая все более четкие,завершенные очертания, повисший над черным прямоугольником белый шар и с егобока немигающе таращится глаз – без век и ресниц, с желтой радужкой и белымкошачьим зрачком. И рожденный взгляд холоден, как лед. Как у рыси, которуюСварогу повезло подстрелить в Забайкалье.
Нечто вроде туманного диска возникло над шаром, рассыпаяискры. Змеистые желтые молнии хлестнули по крышам домов, с грохотом расшвыриваячерепицу и жестяные колпаки труб, опустились ниже, вышибая звонко лопавшиесяоконные стекла, выворачивая камни из стен, потянулись еще ниже, к людям…
Сварог выхватил шаур. Вереница свистящих серебряныхзвездочек пронеслась над ушами коня. И повторилось то, что Сварог уже виделоднажды с палубы «Божьего любимчика», – спиралью завертелся густой черныйдым, пронизанный зелеными вспышками, омерзительный вой, злобный и жалобный,пронесся над площадью и оборвался. Послышался сухой скрежет, дым кучей пылиосел на грязную булыжную мостовую.
Никто уже не кричал, только овцы блеяли, носясь по площади,а люди застыли неподвижно. Сварог подумал, схватил повод запасного коня ипоскакал прочь – не устраивать же пресс-конференцию с митингом?
