Через квартал он перешел на рысь, еще через квартал перевелконей на шаг. И все равно ловил любопытствующие взгляды местных жителей. И емуне нравились их лица – неулыбчивые, грустные или угрюмые, с навсегда въевшейсябезнадежностью. Будто не в дальних далях он, а на исторической родине, вкаком-нибудь захолустном городке, возведенном, чтобы секретный заводик, имеющийвместо названия только номер, получил рабочую силу. И дни идут за днями: кстанку, от станка, к станку, от станка. Разве что можно только напиваться дочертиков – от этакой безысходности.
Постоялый двор под вывеской «Жена боцмана» стоял на отшибе усамой реки – приземистый каменный дом с конюшней и деревянными пристройками,все это обнесено добротным деревянным забором. Посреди двора величественновозлежала свинья и бродили куры.
Сварог проехал в распахнутые ворота и остановил коня уширокого крыльца. Дверь распахнута настежь, но внутри тихо. Из конюшни появилсяугрюмый высоченный детина. Рукава засучены, за пояс заткнута короткая, тщательнообструганная дубинка. На трактирного слугу он походил не больше, чем Сварог нагерцогиню. Но спросил предупредительно, как положено:
– Чего изволите?
– Есть, пить, ночевать, – сказал Сварог. –Все эти удовольствия можете предоставить или только некоторые?
– Все, ваша милость, если есть денежки, – ответилдетина. На правом запястье у него Сварог заметил синюю татуировку – русалка согромной пивной кружкой. Похоже, морская тематика не ограничиваласьвывеской. – Расседлать, ваша милость?
– Расседлай, – сказал Сварог. У него самого это досих пор получалось довольно неуклюже. Детина, ничуть не удивившись, принялся заработу. Сварог заметил, что и у него получается не лучше.
Карах смирнехонько притаился в откинутом капюшоне плаща.
Сварог стоял, прислонившись плечом к столбу, наблюдал синтересом, как детина возится с пряжками и ремнями, беззвучно чертыхаясь поднос.
– Где плавал? – напрямик спросил Сварог.
Детина не стал вздрагивать и цепенеть. Буркнул, не отрываясьот работы:
– Везде помаленьку.
И за такой ответ спасибо. Что он, в самом деле, лезет хлопцув душу в манере замполита Ульянова (ни с какого бока не родственника). Еслинадо, чтоб тебя здесь принимали за Вольного Топора, то и вести себя следует,как Вольный Топор. Просто пожрать, просто надрызгаться вином.
– Фогороши в городе есть?
– Где их нет? Позвать?
– Зови. – Сварог принял равнодушие детины какдолжное.
Понятно, моряку не радостно халдействовать, даже если понеписаным вездесущим законам музыканты должны будут отвалить ему десятьпроцентов гонорара.
– Гулять будете, ваша милость?
– Немножко.
– С радости или с горя?
– А что, есть разница?
– Еще какая, – хмыкнул детина. – Почему-то срадости все спокойно обходится, а как завернет кто с горем, непременно норовит,подлец – уж простите, ваша милость, – запалить таверну. Вы изкоторых? – Наконец хлопец немного оживился. Возможно, причиной тому былапусть зыбкая, но перспектива поработать кулаками, усмиряя загулявшего буяна. Сточки зрения хлопца это было куда привлекательней взимания десятины с хлипкихмузыкантов.
– Пожалуй, с горя, – сказал Сварог. – Правда,нет у меня такой привычки – палить таверны.
«И вообще, я в таверне впервые в жизни», – мысленнодобавил он. Не воспринимать же всерьез обиталище гостеприимных ямурлакскихвампиров!
– Мне что, – сказал детина. – Мое делопредупредить – хоть воды поблизости и навалом, за баловство с огнем и по башкесхлопотать можно. Будь вы хоть харланский герцог.
– Там герцогиня.
– Будь вы хоть сама харланская герцогиня.
– Учту, – сказал Сварог.
В таверне и в самом деле никого почти не было. За однимстолом потребляли пиво серьезные люди – четверо гуртовщиков с бычьими головамина бляхах Серебряной гильдии. Судя по гербам, гуртовщики были ронерские. Онибеседовали степенно, отвешивая четко выверенные слова: «спрос», «предложение»,«накладные расходы». Держали руки или на кружках, надежно обхватив запотевшуюглину всей пятерней, или сложив на пузе и перебирая пальцами, или на боках,поближе к дородным кошелям – чтоб не уперли. За другим столом тихонько резаласьв кости компания – на вид сплошь темные личности непонятного сословия, числомвосемь. Бегающие глазки, шустрые пальцы и экзальтированные выкрики. За третьим,уронив голову в блюдо с кое-как обглоданными копчеными ребрышками, мирнопохрапывал субъект в довольно приличном камзоле. Остальные столы, десяткаполтора, пустовали.
Сварог подошел к стойке. Из задней комнаты, вытирая рукипередником, вышла тетка лет сорока, с крепкой, отнюдь не расплывшейся фигуркой,не лишенная секс-эпила, но сущая бой-баба на вид. Если это и есть жена боцмана,боцман прочно сидит под каблуком.
– А налейте-ка мне, хозяйка, чего-нибудь дляначала, – сказал Сварог, прислоняя к стойке топор.
Хозяйка налила ему из кувшина большой оловянный стакан. Онпопробовал – одна из разновидностей здешнего коньяка, не самая скверная. Коньякположено наливать в маленькую рюмку, греть в ладони и любоваться напитком насвет солнца или свечи. Но если бы он попробовал вытворить нечто подобное здесь,его тут же захотели бы пришибить. И правильно захотели бы – не выделывайся.Выпил до половины, посмотрел на хозяйку, а хозяйка посмотрела на него:
– Это вы гулять собрались?
– Да какая там гульба, – сказал Сварог. –Легкое расслабление тела и души, с должной музыкой. С горя, признаться, нотаверну поджигать не намерен, не беспокойтесь.
– Перек пошел за фогорошами. Девок поискать? Тут этотпромысел не особо процветает, ну да шлюхи везде сыщутся.
– Уж это точно, – философски сказал Сварог и допилостальное. – Только ну их к черту. Не тянет что-то.
– Это Вольного Топора-то? – Тетка поморщилась.
– Вы меня, хозяйка, не шибко пытливо расспрашивайте, яи врать не буду, – сказал Сварог.
– Тоже верно…
– Вы и в самом деле жена боцмана?
– Вдова, – сказала хозяйка. – Вместе плавали,пока мой дурак не сотворил последнюю в его жизни глупость…
– Это какую?
– Знаете, ваша милость, вы тоже не всюду нос суйте, воти поладим. Если тетка Чари будет помнить про все глупости, свои и мужнины…
– Понятно, – сказал Сварог. – А на «Божьемлюбимчике» плавать не доводилось?
Наверное, он как-то не так спросил, не по-свойски, сразувыдав, что не слишком силен во флотском жаргоне, а значит – человек то листоронний, то ли малоопытный, но и так и так – опасный. Во времена оныдоводилось ему как-то коротать отпуск в санатории Минобороны, деля номер смайором по фамилии, кажется, Мазур. И хотя тот был именно майор, а не капитантретьего ранга, но к флоту явно имел прямое отношение – говорил «Мурманск» и«компас» с ударением на второй слог, «шторма», «ветра»… так вот он никогда неговорил «плавали» – всегда «ходили». Возможно, и здесь для этого понятияприменялись особенные слова.
