Укоряя главнокомандующего в том, что он не предоставил губернатора Эмина в его распоряжение тогда, когда он, Спренгтпортен, оставался семь дней в Ловизе, и указывая, что «мы не танцуем еще на розах, и легко до сих пор одержанные победы не должны ослеплять» — барон окончил следующим недвусмысленным намеком:
«Одним словом, граф, действуя в отношении ко мне с откровенностью, вы лучше бы выполнили намерения нашего Августейшего Государя в отношении лица, почтенного Его собственным доверием, и которое, как вам хорошо известно, не без влияния на все то, что произошло, и на то, что еще нам предстоит совершить».
В тот же день, 28-го февраля, Спренгтпортен послал гр. Румянцеву копию с своего, как он называл, дипломатического ультиматума. — «Надо определить между генералом и мной демаркационную линию наших относительных прав, если хотят чтобы я был здесь на что-нибудь полезен».
Письмо заключалось новым порицанием действий Буксгевдена и указанием на необходимость спешить взять Свеаборг приступом. Этим, впрочем, не кончилась переписка двух генералов, командующего и quasi подчиненного, разжигавшая все более и более их взаимное нерасположение. К ней предстоит еще возвратиться.
Между тем распоряжения собственно по гражданскому управлению ограничивались отрывочными законоположениями по мере того, как войска наши уходили все далее и далее в глубь неприятельской страны, и возникали в том или другом случае затруднения. Одно из первых представлений гр. Буксгевдена (20-го февраля) имело предметом отмену установленной для русской Финляндии прогонной платы по 2 коп. с лошади и версты, которую предстояло распространить и на занятые местности шведской Финляндии. Размер этот оказывался ниже того, что уплачивалось при шведском правительстве, а в виду обещанного прокламацией полного покровительства жителям и охранения их выгод испрашивалось, и высочайше разрешено, взимать за проезд согласно прежде бывшим правилам, с переводом стоимости на русские деньги.
Признано нужным снять таможенные заставы на реке Кюмени, для облегчения сношения обеих частей Финляндии. Затем торговля в тылу наших войск с русскими губерниями делалась свободною. Это предположение разрешилось именным указом, объявленным министром коммерции 12-го апреля 1808 г., коим повелено:
Товары из присоединенной шведской Финляндии, идущие в Россию и из России в присоединенный край, отпускать без пошлин, на том же основании, как отпускается товар из одного российского порта в другой российский порт.
Буде же случится, в привозах найдутся товары, по действующему ныне тарифу запрещенные, то о таковых рапортовать министру коммерции для донесения Е. И. В-ву, и таможенную стражу, вдоль всей границы с шведской Финляндией бывшую, снять, чиновникам впредь до нового её устройства производить получаемое ими жалованье.
Указом на имя Сената 27-го апреля установлена свободная торговля и. с Готландом, прекращенная другим указом, от 1-го июня, по случаю отнятия этого острова Шведами.
Для подвоза продовольствия к войскам устроены подвижные магазины в числе 500 подвод от крестьян и ямщиков новгородской и тверской губерний, на основаниях подробно изложенных в указах на имя министра внутр. дел 16-го и 22-го февраля.
Позднее сделано было распоряжение о продовольствии Финляндии солью, а также о закупке на счет казны хлеба, для устранения барышников.
Но меры эти и им подобные не имели столь близкого отношения к ежедневным потребностям, к будничной так сказать жизни обывателей занятого края, как устройство местного управления. В принципе, собственно говоря, все оставлялось в прежнем порядке. Но принцип и повеление — одно, а исполнение его — другое дело. Выше уже было изложено как отнесся бар. Спренгтпортен к требованиям гр. Буксгевдена о содействии. Он написал губернатору Эмину несколько общих фраз и затем уехал из Ловизы и, не смотря на просьбу Буксгевдена, туда не возвратился. Между тем чиновники, начиная с губернаторов, по отступлении шведских войск, уходили вместе с ними, или удалялись в свои деревни. Другие хотя и оставались на месте, но русское правительство естественно не могло оказывать им необходимого доверия, не имея доказательств их благонадежности с его точки зрения. К этому предмету обратился Буксгевден из Тавастгуса, где он мог легко удостовериться, что губернатор Эмин, оставшийся в Ловизе или даже в Гельсингфорсе, не поспевал распоряжаться в нескольких губерниях, уже занятых русскими войсками. С течением времени, правда, шведские губернаторы возвратились к своим должностям, но вопрос о доверии к ним остался в прежнем положении.
В таких обстоятельствах гр. Буксгевден находил нужным назначить русских чиновников в качестве помощников, или по примеру русских губерний вице-губернаторов, из лиц образованных, знающих по крайней мере русский, французский и немецкий языки, а также русские правительственные порядки. Быв прибалтийским генерал-губернатором, гр. Буксгевден предлагал для такого назначения выбрать чиновников из числа членов палат остзейского края. Император Александр со своей стороны пожелал иметь список лиц, из числа служащих в русской Финляндии, для замещения губернаторских вакансий. Лица эти должны были отличаться приверженностью к России. В случае же надобности в назначении на эти должности русских чиновников, Александр Павлович вполне соглашался с Буксгевденом в том, что служащие в присутственных местах остзейских губерний, «могут способнее других быть к такому назначению. О более достойных из них и способных кандидатах также требовался список.
Губернаторами, или по прежнему названию «ландсгевдингами», остались, однако, в большинстве бывшие при шведском правительстве: гейнольским — барон Лоде, абоским — барон Троил, тавастгустским — Мунк, куопиоским — Карпелан. По вазаской губернии произошли в этом отношении затруднения, которые были устранены лишь к концу года. Приботническая местность, как известно, в начале апреля была занята войсками Тучкова, и там установилось русское управление. Но когда затем после дела при Револаксе началось отступление, и Шведы вернулись в вазаскую губернию, то большая часть чиновников, присягнувших на русское подданство, а в их числе и ландсгевдинг Вальберг, были отрешены от должностей и увезены в Швецию. Затем другие чиновники были определены на их места. Но последовало новое отступление шведских войск, и чиновники отчасти сами ушли за ними, отчасти же по преданности шведскому правительству, за которую именно они и получили свои назначения, — не могли рассчитывать на доверие русской власти. Положение администрации было тем еще более затруднительно, что Шведы не стеснялись застращивать жителей своими прокламациями, а недавние события поддерживали недоверие к прочности русского владения. Только в ноябре мог Буксгевден найти лицо, которое изъявило готовность взять на себя губернаторские обязанности в северо-западной Финляндии: то был отставной из шведской службы подполковник бар. Карналь, один, по отзыву Буксгевдена, из богатейших тогда помещиков Финляндии.
Почему Буксгевден не применил в этом случае одобренной и им же предложенной в начале года меры и не назначил кого-нибудь из остзейских чиновников — того из документов не видно. Назначение вице-губернаторов также ограничилось
