были убиты еще двое, остальные же 22 инвалида исчезли бесследно. На следующий день, то есть 25 декабря, под личным наблюдением оберштурмфюрера СС Кунтце (из управления полиции безопасности и СД в Житомире) была расстреляна последняя партия в 20 инвалидов из лагеря в Бердичеве (на том самом месте, где накануне разыгралась описанная трагедия). Опасаясь, что бежавшие инвалиды могут поднять на ноги действующих в окрестности партизан, Кунтце обратился к военному коменданту шталага с просьбой выделить охрану в количестве 20 хорошо вооруженных солдат на все время проведения экзекуции. Комендант лагеря, офицер вермахта, не отказал в просьбе «товарищу по оружию» из СД и… глубокого тыла. «Экзекуция прошла без инцидентов», — доложил Кунтце [1069].
Но и на этом преступление еще не закончилось. В отместку за то, что произошло 24 декабря, Кунтце распорядился вновь дополнительно произвести проверку всех ранее расконвоированных инвалидов, находившихся в окрестностях Бердичева, «выявить» среди них 20 «активистов» и коммунистов, а затем расстрелять их.
Вот о чем говорят донесения об экзекуции калек и невольных почестях, отданных безруким и безногим советским солдатам— героям и мученикам, которые «по всем законам, божеским и человеческим, не должны были погибнуть от рук палачей, а должны были находиться под охраной германского правительства как военнопленные» [1070].
Однако в этих донесениях содержится еще один аспект, который мы должны подчеркнуть. Составляя рапорт, Кунтце пытается добраться до сути: откуда взялись эти инвалиды в полицейском лагере и почему вермахт передал их СД! Он приходит к следующему выводу.
«Ни здесь в управлении [полиции безопасности и СД в Житомире. — Ш. Д.], ни в его отделении [в Бердичеве. — Ш. Д.] нельзя было установить, по каким именно причинам бывший начальник [полиции безопасности и СД в Житомире. — Ш. Д.] принял этих калек-пленных и отослал их в воспитательно-трудовой лагерь. В данном случае не было никаких данных относительно их коммунистической деятельности за время существования советской власти. По-видимому, предоставили в свое время этих военнопленных в распоряжение здешнего отделения для того, чтобы подвергнуть их «особому обращению», ибо они, вследствие своего физического состояния, не могли быть использованы на какой-либо работе» [1071].
Каждый офицер СС знал и считал естественным, что существует приказ Гейдриха о передаче вермахтом советских военнопленных в руки СД для ликвидации их «за коммунистическую деятельность». Однако не каждый из этих офицеров знал, что вермахт (как в данном случае правильно догадался Кунтце) избавляется от «бесполезного балласта» в виде нетрудоспособных военнопленных, передавая их СД для ликвидации.
Бердичевский урок не прошел даром. Экзекуции советских военнопленных инвалидов, которые проводились после описанных событий, совершались с соблюдением всех мер предосторожности — преимущественно в местах, откуда невозможно было бежать: в концентрационных лагерях. Выше мы уже упоминали об экзекуции 40–50 инвалидов в Штуттгофе.
Подобное же преступление, но в большем масштабе имело место в Освенциме. Бывший узник Освенцима д-р Отто Волькен пишет:
«28 ноября 1943 года в Освенцим прибыл транспорт советских военнопленных. Они были доставлены из эстонского лагеря в Вильянди. Все эти пленные были тяжелоранеными или калеками (без рук или без ног). 10 декабря 1943 года их в количестве 334 человек погрузили на автомашины якобы для отправки в Люблин» [1072].
Уже на следующий день все в лагере знали правду об этих несчастных калеках. Они были уничтожены и сожжены в печах Освенцима!
Зверства гитлеровцев над инвалидами и калеками, которые попали в их руки, находятся в вопиющем противоречии не только с простым чувством человечности, но также и с четко определенными положениями международных конвенций, которые, как мы уже говорили выше, были подписаны и Германией. Вот эти положения:
«Воюющие стороны обязаны отправлять на родину тяжелобольных и тяжелораненых военнопленных вне зависимости от их звания и количества, после того как они будут приведены в состояние, допускающее их перевозку. На основании соглашений между собой воюющие стороны устанавливают в возможно короткий срок случаи инвалидности и заболеваний, влекущие за собой непосредственную репатриацию, а также случаи, влекущие за собой возможную госпитализацию в нейтральных странах. До заключения означенных соглашений воюющие стороны могут руководствоваться типовым соглашением, приложенным к настоящей конвенции» (статья 68 Женевской конвенции 1929 года).
В соответствии с этим типовым соглашением непосредственной репатриации подлежали: неизлечимо больные и раненые, умственные и физические способности которых, по всей видимости, сильно понизились, в особенности пленные, которые потеряли одну из конечностей, туберкулезные больные, страдающие тяжелыми заболеваниями органов кровообращения, пищевода, мочеполовых путей, нервной системы, слепые, глухие, а равно больные и раненые, которые, по определению врачей, не могут быть излечены в течение года.
Эти гуманные установления никогда не применялись гитлеровцами к советским военнопленным. В отношении их гитлеровцы не чувствовали себя связанными выполнением Женевской конвенции 1929 года. Однако они полагали, что им дано право решать проблему «неизлечимых» и инвалидов войны именно таким образом, как нами описано выше, что далеко выходило за рамки самых пессимистических предположений относительно возможностей, таящихся в соответствующим образом «идеологически» подготовленных нацистских «сверхчеловеках».
По-видимому, нам никогда не удастся установить точное число «отобранных» и уничтоженных вермахтом сообща с СД «неизлечимых», тяжелобольных и раненых советских военнопленных. Мы вынуждены поэтому ограничиться лишь констатацией этого особенно гнусного вида военных преступлений гитлеровцев.
В отношении других, несоветских военнопленных гитлеровцы не применяли метода истребления «неизлечимых». Время от времени они производили обмен тяжелораненых и больных военнопленных, но и тут положения Женевской конвенции соблюдались гитлеровцами не полностью. Еще в конце войны, в марте 1945 года. Международный Красный Крест обратился к германскому правительству с предложением о рассмотрении вопроса об обмене и репатриации тяжелораненых французских и бельгийских солдат, находящихся в немецком плену [1073]. Однако германская сторона проявила нежелание и сопротивление.
Как известно, Польша присоединилась к Женевской конвенции 1929 года. А выполняла ли Германия по отношению к Польше свои обязательства, вытекающие из статьи 68 этой конвенции? Вот несколько примеров:
7 ноября 1939 года, нарушив соглашение о капитуляции, гарантированное «солдатским словом» командира II корпуса генерала Штрауса, войска которого осаждали крепость Модлин, гитлеровцы арестовали почти всех офицеров модлинского гарнизона (предварительно освобожденных) и отправили их в офлаги. Из их числа не исключили даже тяжелобольных, среди которых несколько человек, например командир 8-й пехотной дивизии полковник Фургальский и начальник артиллерии армии «Лодзь» полковник Любеньский, в результате этого умерли [1074]. Офицеров арестовала гитлеровская полиция безопасности, а принял их вермахт.
В ноябре 1940 года в Остшешуве находился транспорт, состоявший почти из 300 инвалидов и тяжелобольных польских офицеров, освобожденных вермахтом. Органы безопасности «генерал-губернаторства» отказались принять этих пленных.
Ввиду категорического возражения полиции безопасности вермахт, несмотря
