— Сущность грезит грезой формы. Формы проходят, носущность остается, грезя новой грезой. Человек именует эти грезы и думает, чтоухватил самую суть, сущность, не ведая, что взывает к нереальному. Эти камни,эти стены, эти тела, которые, как вы видите, сидят вокруг вас, — это маки,это вода, это солнце. Это — грезы Безымянного. Это, если угодно, огонь.
— Иногда может явиться сновидец, которому ведомо, чтоон грезит. Он может обуздать что-либо из плоти грезы, подчинить ее своей воле —или же может пробудиться к более глубокому самосознанию, Если он выберет путьсамопознания, велика будет его слава и на все века просияет звезда его. Если жевыберет он вместо этого путь тантры, не забывая ни сансары, ни нирваны,охватывая весь мир и продолжая жить в нем, то могущественным станет он средисновидцев. Обратиться его могущество может и к добру, и ко злу, как мыувидим, — хотя сами эти слова, и они тоже, бессмысленны вне именованийсансары.
— Пребывать в ложе сансары, однако, означаетподвергаться воздействию тех, кто могуществен среди сновидцев. Коли онимогущественны к добру, это золотое время. Коли ко злу — время мрака. Грезаможет обернуться кошмаром.
— Писание гласит, что жизнь — это претерпевание. Да,это так, говорят мудрецы, ибо человек, чтобы достичь просветления, долженпреизбыть круг своей Кармы. Поэтому-то, говорят мудрецы, какая выгода человекубороться внутри грезы против того, что есть его жребий, путь, которому ондолжен следовать, чтобы достичь освобождения? В свете вечных ценностей, говорятмудрецы, страдание — как бы ничто; в терминах сансары, говорят мудрецы, оноведет к добру. Какие же оправдания есть тогда у человека, чтобы бороться противтех, кто могуществен ко злу?
Он на мгновение замолк, приподнял голову.
— Сегодня ночью среди вас прошел Владыка Иллюзий —Мара, могущественный среди сновидцев, могущественный ко злу. И натолкнулся онна другого, на того, кто умеет работать с плотью снов на иной лад. Он встретилДхарму, способного извергнуть сновидца из его сна. Они боролись, и ВеликогоМары больше нет. Почему боролись они, бог смерти с иллюзионистом? Вы скажете,неисповедимы пути их, неисповедимы пути господни. Это не ответ.
— Ответ, оправдание — одно и то же и для людей, и длябогов. Добро или зло, говорят мудрецы, какая разница, ведь оба они принадлежатсансаре. Согласитесь, но учтите и то, о чем мудрецы не говорят. Оправдание это— «красота», то есть слово, — но загляните под это слово и узрите ПутьБезымянного. А каков путь Безымянного? Это Путь Грезы. А почему Безымянноегрезит? Неведомо это никому, кто пребывает в сансаре. Так что лучше спросите, очем же грезит Безымянное?
— Безымянное, частью коего все мы являемся, грезит оформе, провидит форму. А каково же высшее свойство, коим форма способнаобладать, высший ее атрибут? Это красота. И Безымянное, стало быть, художник. Ипроблема тем самым не в добре или зле, но в эстетике. Бороться против тех, ктомогущественны среди сновидцев и могущественны ко злу, то есть противуродства, — это не бороться за то, что, как учили нас мудрецы, лишеносмысла на языке сансары или нирваны, это, скорее, бороться за симметрическоесновидение грезы на языке ритма и пункта, равновесия и контраста, каковыенаполняют ее красотой. Об этом мудрецы ничего не говорят. Истина эта стольпроста, что они, должно быть, проглядели ее. Вот почему обязывает меня эстетикаданного момента обратить на это ваше внимание. Только волей Безымянного ипорождается борьба против сновидцев, грезящих об уродливом, будь то боги илилюди. Эта борьба также чревата страданием, и, следовательно, бремя Кармы будетею облегчено, так же, как и претерпеванием уродства, но это страданиепродуктивно в высшем смысле — в свете вечных ценностей, о которых так частоговорят мудрецы.
— Истинно, говорю вам, эстетика того, чему были высегодня свидетелями, — самой высшей пробы. Вы можете, однако, спроситьменя: «Как же мне узнать, что красиво, а что уродливо, чтобы действовать,исходя из этого?» На этот вопрос, говорю я вам, ответить себе должны вы сами.Чтобы сделать это, прежде всего забудьте все, что я сказал, ибо я не сказалничего. Покойтесь с миром в Безымянном.
Он поднял правую руку и склонил голову.
Встал Яма, встала Ратри, на одном из столов появился Так.
Они все вместе вышли из залы, будучи уверены, что на сей размахинации Кармы разрушены.
Они шли сквозь пьянящее утреннее сиянье, под Мостом Богов.Высокие папоротники, все еще усыпанные жемчужинами ночного дождя, блестели собеих сторон от тропы. Прозрачный пар, поднимавшийся от земли, слегка рябилконтуры далеких горных вершин и верхушки деревьев. День выдался безоблачным.Свежий утренний ветерок еще навевал остатки ночной прохлады. Щелканье,жужжанье, щебет наполнявшей джунгли жизни сопровождали неспешную поступь монахов.Покинутый ими монастырь едва можно было различить над верхушками деревьев;высоко в воздухе над ним дым курсивом расписывался на небесах.
Прислужники Ратри несли ее носилки посреди группы монахов,слуг и горстки ее вооруженных телохранителей. Сэм и Яма шли в головной группе.Над ними бесшумно и незаметно прокладывал свой путь среди ветвей и листьев Так.
— Костер все еще пылает, — сказал Яма.
— Да.
— Они сжигают странника, которого, когда он остановилсяу них в монастыре, сразил сердечный приступ.
— Так оно и есть.
— Экспромтом ты произнес весьма впечатляющую проповедь.
— Спасибо.
— Ты и в самом деле веришь в то, что проповедовал?
Сэм рассмеялся.
— Я очень легковерен, когда речь идет о моихсобственных словах. Я верю всему, что говорю, хотя и знаю, что я лжец.
Яма фыркнул.
— Жезл Тримурти все еще падает на спины людей. Нирритишевелится в своем мрачном логове, тревожит южные морские пути. Не собираешьсяли ты провести еще одну жизнь, предаваясь метафизике, — чтобы найти новоеоправдание для противодействия своим врагам? Твоя речь прошлой ночью прозвучалатак, будто ты опять принялся рассматривать «почему» вместо «как».
