сход затих.
— Софрон, возьми Кирюху, волоките сюда старшину, сход, мол, зовёт.
— Не старшина он теперь, а Тимофей Егоров, без титула он теперь, — выступил опять Спиря, — обыватель он теперь,
— Правильно! Волоки его без титула-то прямо в холодную.
Сход расшумелся, и старик никак не мог установить порядка.
— Передышку, Семён Митрич, дай… духу в присутствии мало… дышать нечем.
Дышать действительно было нечем. Я, уже привыкший за долгие годы к испорченному воздуху, тоже не выдержал и попросил сделать перерыв.
— Ладно. Айда на двор курить! — провозгласил дед, и сход с шумом повалил на улицу.
Во время перерыва ко мне подошёл старший надзиратель централа Сергеев и тихо мне передал: «Вас очень просит начальник зайти в централ, среди уголовных идёт большое волнение. Кто-то пустил слух, что политические дали приказ гарнизону расстрелять их. Они узнали, что вы ещё не уехали и настояли перед начальником, чтобы он пригласил вас».
Мы сговорились со стариком, что пока я схожу в централ, пусть мужики сговорятся насчёт кандидатур в волостной комитет.
— Мужики раньше часу не сговорятся. Вы сильно не торопитесь, — упреждал меня старик.
Сергеев приехал в пролётке, и мы с ним уехали в централ.
В конторе меня встретил начальник Никитин.
— Какое счастье, что вы не уехали! Кто-то пустил слух, что солдаты будут расстреливать уголовных. Волнуются, никаким успокоениям не верят. Узнали, что вы ещё здесь, потребовали, чтобы я вас обязательно пригласил. Поговорите, пожалуйста, с ними.
В централ я входил безо всякого волнения, входил не как узник, а как человек, имеющий какую-то, хотя и не официальную, но могучую власть. Сергеев услужливо открывал двери. Вызывали с верхнего коридора. Мы поднялись наверх. Я на миг остановился у нашей камеры — мертво. Уголовные столпились у дверей своих камер и кричали:
— Никифоров сюда, сюда идите! — Им уже сообщили, что я пришёл.
— Ну, в чём дело? Зачем меня звали?
— Говорят, что нас солдаты расстреливать будут! — кричали из всех камер.
— Глупости, никто вас пальцем не тронет. Наоборот, начальник головой будет отвечать, если он в отношении заключённых позволит применять какие-либо репрессии.
— Значит, это неправда?
— Вас просто кто-то провоцирует, чтобы вы какую-нибудь глупость выкинули. Надо этого остерегаться.
— Как же с нами теперь будет: амнистию применят к нам или нет?
— Ждать надо. Думаю, что и к вам применят. Мы не боимся вас выпустить: будете мешать — не пощадим.
— Ну, брат, нет… мешать не будем. Сами знаем, что пощады не будет. На войну все пойдём. Вы там хлопочите, чтобы и нас не забыли.
— Похлопочем. Вы только ждите спокойно.
— А наша солдатня нам резню не устроит? — В это время подошёл староста солдатских камер и, здороваясь со мной, ответил уголовным:
— Какой чёрт вас резать будет! Очень вы нам нужны.
— Ну вот, видите. Никто вас резать не собирается. Ждите терпеливо, и вам что-нибудь революция принесёт. Ну, всего вам хорошего.
— До свидания, до свидания. Не забудьте о нас!
Пошли к солдатским камерам. Староста мне сообщил, что получен приказ направить всех солдат в распоряжение иркутского воинского начальника.
— Прокурор сказал, что завтра нас отправит. Солдаты тоже собрались у дверей камер и ждали меня.
— Никифоров, здорова! Завтра едем! — звенели счастливые голоса.
Севастьянов стоял у самой двери, рот до ушей, нос кверху, глаза сияющие. Он радостно сжимал мою руку.
— Ну, что «тип», ожил, говоришь?
— Ну, н-е-ет-т! Я уже теперь не тип, гражданин я теперь вольный и к тому же грамотный.
Солдаты весело смеялись, не было угрюмости, злобы, с лиц уже смывалась печать тюрьмы.
— Ну, всего вам хорошего! Топайте в армию, да, чур, нас не бить. Революцию углублять.
— До свидания! В Иркутске увидимся.
Когда мы со старшим спускались с лестницы, он спросил меня:
— А как же нам теперь — уходить, что ли?
— На службу ходить продолжайте и распоряжений ждите.
— Уходить?
— Зачем?
— А как прижмут нас, как урядника, да старшину?
— Ну, мужикам до вас дела мало.
Начальник ждал нас в конторе. В обычное время он быстро бы успокоил «волнение», но теперь он терялся и не знал, как себя держать. Насильно успокоить заключённых он не решался, а иных способов не знал.
— Теперь успокоились. Вы, пожалуйста, пресекайте всякие слухи. Надо давать им все газеты, чтоб читали. Приказ об освобождении солдат вы уже получили?
— Да, завтра отправляю в Иркутск.
Я раскланялся с начальником и уже навсегда покинул централ.
На сходе уже меня ждали. Когда я пришёл, «присутствие» было набито битком.
Старик водворил порядок. Я попросил дать мне слово.
— Товарищи, сейчас вы будете выбирать свой волостной исполнительный комитет, которому передадите власть над всей вашей волостью. Для того, чтобы комитет хорошо и справедливо разрешал ваши дела, чтобы он крепко защищал бедняков, нужно выбрать тех, кто сам работает, а не ездит на чужой спине. Нужно, чтобы мироеды опять не взяли силу. Выбирайте того, кто победнее, да понапористее, чтобы мироедам спуску не давал да мирские дела хорошо правил, чтоб ни одного мироеда в комитет не пускать.
— Н-е-ет-т, мы теперь своих… мироедам теперь крышка. Старшинка-то их, уже в холодной.
— По нарам они сидят теперь, как мыши. Только подголоски их ещё суетятся.
— Ну, ну, не особенно по норам. Так подберутся, что и не заметишь, как на шее сидеть будут, — охлаждал оптимистов Спиря.
— Правильно, Спиря, вьюном пролезут, только зевни. Натарели.
— Ну, граждане, довольно. Комитет выбирать надо. Как, начнём? — обратился он ко мне.
— Я думаю, товарищи, в комитет вам надо выбрать человек пятнадцать. Волость у вас большая.
— Сколько обществ в вашей волости?
— Восемь, с Александровском, — с готовностью ответил волостной писарь, аккуратно записывавший в протокол все выступления.
— Вот. Надо от самых больших сельских обществ выбрать по два человека, а от остальных по одному, так чтоб человек пятнадцать получилось.
— Так што ли, товарищи? — обратился старик к сходу.
— А как от других обществ мы сегодня сумеем выбрать? — спросил я.
— Есть, выберем! — зашумели голоса, — вон сколько наехало, в волость не влазят, на улице митингу устроили.
Действительно, вся волость была окружена санями, верховыми лошадьми: народ сидел кучами на санях, толпился на крыльце и ждал, какие решения вынесет сход.
— Давайте приступать к выборам, — обратился я к старику.
Старик взмахом руки водворил порядок и приступил к выборам.
— Товарищи, приступаем к выборам в комитет… александровские, безруковские, тихопадские! — выкликал старик сельские общества, — Готово у вас што ли? Наметили кого в комитет?
— Есть, Митрич, наметили, начинай!
— Как выбирать-то, — обратился ко мне старик, — народ-то не входит в присутствие.
И в самом деле, трудность представлялась в голосовании: много
