дальше от централа, туда, где шумели знамёна и бушевала революционная буря.
Я остался один и с грустью глядел, как скрылись последние сани.
У крыльца волостного правления собрались все крестьяне. Женщины разошлись по домам, но мальчишки суетились возле мужиков. Они не могли успокоиться и не уходили.
Они хотят досконально знать, что это за революция, как она выглядит.
— Вон тот, што с бочки говорил… пускать её будет. Увидим, непременно увидим.
Когда я подошёл к крыльцу, старик собрался что-то говорить. Мужики оживлённо галдели. Старик махнул рукой и галдёж смолк, все уставились на старика.
— Господа, опчество, оратель, которого мы слушали на счёт войны и на счёт комитета, Петро Михайлович остался помочь нам, как и што. Теперя нам надо потолковать на счёт нашего положения и местной власти. Урядника и стражников упразднить, мировова судью тоже, взяточников теперя нам не надо, старшину Новосёлова тоже упразднить и вопче мироедов теперь подальше. Вечером объявляю собрание, комитет выбирать будем, — неожиданно закончил старик, махнул рукой и стал спускаться с крыльца правления.
Мужики опять оживлённо загудели и стали расходиться. Мальчишки разочарованно топтались на месте, потом с криками разбежались по переулкам.
Солнце уже было за двенадцать; мы со стариком пошли к нему.
— Пообедаем у нас, вольнова-то… каторжанские-то небось надоели, ишь как отощал.
К нам присоединились ещё несколько крестьян, молча слушали наш разговор со стариком и были ко мне неуклюже внимательны.
— Вот-те и поди же ты — столько сотнев лет царствовали, а вот как будто и не было их, и поди же, как ветерком сдуло, — разводил руками старик.
— Сгнило всё дед, потому и сдуло. Вот теперь спать не надо, а то богачи живо ухватят и опять на шее сидеть будут.
— Што и говорить, пусти только.
— А вот вы сказывали, штоб войну долой, — подвинулся ко мне инвалид в солдатской шинели. — А если он, немец-то, не захочет, как же тогда?
— Предложим им мир, согласятся: им трудно теперь. Они уже предлагали, да царское-то правительство отказалось. А если откажутся, обратимся к их солдатам, чтобы вместе прекратить войну.
— Вот это правильно, штобы вместе, штобы оплошки не сделать. Чижало там в окопах-то… газы. Кончать бы скорее, кончать! — выкрикнул он надсадно и как-то сразу скис, понурил голову и дальше уже шёл молча. Старик тяжело вздохнул.
— Всегда вот так: спыхнет, глаза разгорятся, всё про газы вспоминает. А какой мужик-то был: работяга. Инвалид теперь.
Первые дни на воле
Целую ночь шумел общественный сход Александровской волости. Много наехало народу из окружающих сёл. В просторном зале «волостного присутствия» люди сидели на полу и жались как сельди в бочке. Густо висел махорочный дым и ел глаза. Председательствовал старик. Он нервно поглаживал свою седую бороду и увесисто говорил притихшему сходу:
— Так вот воспода… опчество… революция значит… царя значит тово… отрекли… Государственная дума теперь в комитет обратилась, на место царя Временное правительство значит… и, как наш уважаемый Петро Михайлович давече говорил, войну кончать надо, народ к хозяйству вернуть, тоскуют хозяйства-то без работников, бабы одни да детишки… чижало. А нам надо на место старшины комитет составить, штоб власть была и штоб всё в порядке. Да вот справедливо: надо царских властей арестовать… пристава бы, да он в Урике живёт… вот урядника да стражников надо… чичас што ли их, — старик взглянул на меня. Я одобрительно кивнул головой.
Все слушали, затаив дыхание, и смотрели старику в рот. Передо мной на полу сидела группа молодых парней. Они как загипнотизированные смотрели на старика. Непривычные слова как сохой разворачивали их дремлющий мозг, после окончания каждой фразы они беспокойно и радостно шептались.
— Эхх… а… што говорить-то!
Когда старик заговорил об аресте пристава, урядника и стражников, у парней испуганно расширились глаза.
— Эк, загнул-то, — завозился сидевший передо мной на полу парень. Лицо его вспотело, он то и дело пальцем смахивал накоплявшиеся на кончике носа капли.
Мужики тяжело вздыхали и с опаской оглядывались друг на друга. Слова старика били их как обухом по голове. Они начинали понимать глубину и серьёзность революции. Старик заканчивал свою нескладную, но крепкую речь.
— Так што ли, мужики?
— Так… правильно, — загудел сход.
Я подождал пока сход немного успокоился и попросил слова. Старик махнул рукой, сход опять притих.
— Товарищи, теперь время для вас боевое, поэтому надо действовать быстро и решительно, надо составить постановление об аресте пристава и всей полиции и немедленно его выполнить, разыскать их, где бы они ни были. Назначайте человек шесть крепких и надёжных ребят и им поручите произвести все аресты,
— Правильно, сейчас надо… а то улизнут, лови их тогда. Ванюхе Егорову надо поручить, он парень смекалистый и ребят себе подберёт.
— Ванюха, ты здеся? — окрикнул старик. У стены поднялся с полу молодой паренёк в чёрном овчинном полушубке и в лохматой чёрной папахе.
— Я здеся, Семён Митрич.
— Ишь, остатки это наши, — проговорил старик, — зелёные ешо, а скоро, говорят, заберут и этих.
— Возьми, сынок, ребят; разыщите урядника, арестуйте… и стражников тоже. По приказу, мол, опчества. Справисся?
— Справлюсь, — довольным басом прогудел Ванюха. — А куда их потом?
— В волость. В холодную пока.
— Вы от имени революции действуйте, — обратился я к Ванюше.
— Это я знаю… я с ними пойду, — неожиданно заявил сидевший рядом со мной инвалид.
— Вот, вот Прокопий, иди с ними, ты человек бывалый.
— Берданку, Семён Митрич, можно взять? — несмело попросил Ванюха.
— Обязательно надо, — авторитетно заявил инвалид. — Без оружия можем сопротивление встретить, без оружия никак нельзя.
Пошептались с молодёжью, инвалид и Ванюха вместе с ними вышли из «волостного присутствия». Когда шум улёгся, старик вопросительно посмотрел на меня.
— Теперь, товарищи, — продолжал я, — надо отстранить волостного старшину и вообще всех волостных властей, a также сообщить сёлам, чтобы они упразднили своих сельских старост. Если старшина много вам вредил, то и арестовать его. Сегодня же надо выбрать волостной исполнительный комитет, который и должен управлять волостью.
— Так вот, товарищи, как насчёт старшины-то… упразднить его што ли?
— Упразднить! Согласны! Не надо нам больше мироедов!
Поднялся шум. Из толпы кто-то крикнул:
— Торопитесь што-то… без хозяина-то што будет?
— Жалеешь… в холодную его, а не жалеть… да и тебя тоже… одного поля ягода.
— В холодную его, в холодную, — зашумел сход, — пускай клопов-то покормит.
— Чего в холодную, и так не убежит, — раздавались отдельные голоса.
— Знамо не убежит, куда ему — пузо-то какое, едва носит. — Сход дружно захохотал.
— Ай да Спиря! Правильно, пососал мир-то. Тащи его в холодную. Десятских за ним послать. Пусть сидит! — Старик опять махнул рукой,
