class="p1">Прохор усмехнулся и, казалось, стал думать о своем. Но потом встрепенулся.
– Говорят, – осень была, вот как сейчас, – вновь заговорил он. – При отряде – телега… – Он неторопливо взялся за подстаканник, мелкими глотками отпил чай. – В ней, в телеге, как отец сказывал, – не то мешки какие-то, не то ящики. Папаша мой, Николай Михайлович, сам видел – у Чалого при дворе состоял. Один он у матери был: отец со средним братом в тайге пропали, старший брат – на войне был; вот и батрачил с малолетства, мать кормил… Так вот. Встал на постой этот самый Дункель у Чалого, богача, и стоял с неделю, наверное…
Старик вдруг смолк, о чем-то задумавшись, но ненадолго – из дверного проема неожиданно вынырнула голова Насти:
– Дед, ты чего умолк? Болит что?
Прохор повернулся всем туловищем:
– И ты слушаешь, что ли?
– Как ни слушать, если уши есть! И не слыхала я что-то этой истории… Болит?
– Пройдет сейчас… заломило в ноге что-то… К непогоде никак… – На этот раз он, кряхтя и вытягивая под столом ногу, поморщился.
– Это и вся история? – спросил Трофим.
Старик помотал головой:
– Не вся… Через неделю Дункель с людьми своими зашевелился. Вроде как засобирался уходить. В поселке даже вздохнули спокойней, хотя, надо сказать, вели себя беляки тихо, никого не трогали. И действительно: вскоре Дункель с людьми ушел в тайгу, к Собачей горе. И вроде как и бог с ними! Да только удивила всех одна странность… – Старик помолчал. – Дня через три-четыре – вернулся из лесу солдатик, от Дункеля, значит, попросил трех лошадей с провожатым. Чалый также подивился, но дал: думал, для женщин кони нужны…
– Женщин? – переспросил Васильич. – С ними что же – женщины были?
– Отец говорил – были. Одна постарше, другая ребенок еще, возраста его самого, или чуть постарше; сестры вроде бы. Отца и послали вместе с солдатом да провожатым – тем самым, что и привел беляков в Глуховку. А нашли они их все там же – на поляне, у Гнилухи… Тогда-то он и узнал, что Дункель на Собачью гору собрался. Только женщин и еще одного офицера – прапорщика, кажется, с ними уже не было… И лошадей их тоже не видел. Так-то вот!
– Неужели этот череп… кого-то из них? – Даша запнулась. Прохор внимательно посмотрел на нее.
Дед пожал плечами.
– Не знаю, врать не стану… Может, и их кого, может, и нет. Дело темное… А вы чаёк-то пейте, с пирожками Настиными… Уж и остыли небось…
Трофим заерзал на стуле:
– Прохор Николаевич, а что с этим Дункелем сталось?
Старик сощурился:
– А здесь, парень, самое паршивое и есть. Пока мой покойный отец на Гнилуху ходил, Чалый в деревне убийством занялся: двух людей убил – председателя сельсовета да брата его. Забылось уже, а ведь это корень ваш, с Дарьей-то. Прабабка-то ваша – Таисья – дочерью была того первого председателя.
– Как? – Трофим и Даша переглянулись.
– Не знали, что ли?
Оба замотали головой.
– Хотя, кажется, слышала что-то… – неуверенно сказала Даша. – Только в общем…
Прохор покачал головой:
– То-то и оно, что «в общем»… Плохо, что колен своих не знаем… – Он вздохнул. – Немудрено, однако: молодежи не надо, а старшим и самим неведомо – им не передали в свое время… А с вашим коленом – и вовсе путано. Бабка Таисия, сказывали, после замуж вышла, за командира красного, с ним уехала. А как погиб муж да умер их первенец – вернулась; второй раз замуж вышла, за Звонарева уже – двух пацанов родила. Один в Отечественную погиб, а младший и есть ваш дед – Трофим Звонарев. В честь него-то и назвали твоего братца Трошкой…
Старый охотник потянулся за пирожком.
– Это-то я знаю, – сконфуженно пробубнил Трофим. Он помолчал. – Только что здесь «паршивого»?
Дед неторопливо прожевал:
– В имени – ничего. Только мы про предка вашего – убитого председателя… Фамилию и не вспомню уже…
– Ну, про него… – растерянно кивнул Трофим, ничего не поняв.
– С убийства этого все паршивое и началось… – Прохор вновь помолчал. – Сделал свое подлое дело Чалый – и в тайгу со своими бандитами, вслед за Дункелем! Только дело политическое! Шутка ли – на советскую власть руку поднял! Вскоре, значит, и отряд в Глуховку прибыл чекистский, за Чалым, как все поняли. А командиром у них – кто бы вы думали? – дядька мой родной – старший брат отца – Круглов Григорий Михайлович! Во как!
– Занимательно выходит, однако, – покивал головой участковый. – И что же, нашел он этого Чалого?
Старик опустил ложку в стакан и долго мешал зачем-то остатки чая.
– Нашел, – сказал наконец он тихо. – Только сам не вернулся – на горе Собачьей остался: там они с Чалым и схлестнулись… Их человек пятнадцать было, чекистов; так из них шесть только и вернулось всего. В этом-то и есть вся «паршивость» истории… Почти весь отряд полег. – Старик оглядел всех загадочным взглядом. – Только, оказывается, не за Чалым они приходили вовсе, вот в чем штука-то! Было что и поважнее: отец говорил – сам слышал от брата…
– Неужели – Дункель? – встрепенулась Даша.
– Он самый, – кивнул Прохор.
– Чем же он был важнее?
Старый охотник вновь посмотрел на Дашу. В его беспокойно забегавших глазах она разглядела внутреннюю борьбу – говорить или не говорить?..
– Прохор Николаевич! – не выдержал Трофим. – Так чего было в Дункеле?
– И то правда! – неожиданно поддержала его Настя; Трофим с изумлением покосился на нее. – Чего тянешь-то?
Старик сделал движение головой, пытаясь обернуться, но, не сумев, вновь поворотил взгляд на Дашу.
– Золото… Дункель вез золото!
Стало тихо.
– Вот это да – золото! – выдохнул Трофим.
– Чье золото? – тихо спросил Павел.
– А кто его знает, чье! Родитель говаривал, будто дядька мой со своими командирами все о золоте судил; мол, спрятал или не спрятал Дункель? Это, однако, так и осталось скрытым…
– Выходит, не нашли Дункеля? – Захар Васильевич помедлил. – Убили его, судя по пластинке… Ограбили, что ли? Может, Чалого рук дело?
Прохор замотал бородой:
– Не Чалого. Чекисты привезли из тайги своего израненного командира. Думали, не довезут – оставили в избе председателя, у прабабки вашей Таисьи, тогда еще совсем юной. Она-то его и выходила, за него и замуж пошла… Так вот он и рассказал – и как дядька мой Чалого порешил, и как сам смерть свою нашел, и что Дункеля они по случайности убили…
– Убили, значит…
– А про золото… командир говорил? – Трофим даже привстал.
– Говорил.
Все обалдело уставились на старика.
– Ну ты даешь, дед! Чего же молчал столько лет! – Трофим возмущенно шмыгнул носом.
– Вот-вот, – затряс седой головой
