хочет он власть Маурьи низвергнуть — блеск луны сгубить,
Преодолеть своим искусством превосходство моего ума.
(Обращается в пространство к невидимому). Ракшаса, Ракшаса, прекрати эту бесплодную борьбу с нами!
12 Пред тобой Чандрагупта, не Нанда надменный,
Поручивший правление советникам скверным,[82]
Ты же сам — не Чанакья, и, мне подражая,
Лишь враждой к государю ты сходен со мною.
(Размышляет). Но я не должен чрезмерно печалиться из-за этого. Ведь
13 Сына Парваты слуги мои окружают, получившие доступ к нему.
И Сиддхартхака там, и другие посланцы выполняют заданья мои.
Я же ссору притворную с Маурьей светлым для того затеваю теперь,
Чтоб из стана врагов наших Ракшасу вырвать, столь «искусного» сеять раздор.
(Входит дворецкий).
Дворецкий. Ну и несчастная же моя служба!
14 Трепещи пред царем, трепещи пред министром, перед царским любимцем дрожи,
Прихлебателей бойся, дворец населивших, бойся в милость вошедших к царю.
Притворяйся, глаза опустив, ради хлеба. Глубоко унижает людей
Эта служба; ведь истинно жизнью собачьей[83] называют ее мудрецы.
(Идет вокруг сцены и осматривается). Вот дом благородного Чанакьи. Войду туда. (Входит и осматривается). О, так вот оно, великолепие советника царя царей!
15 Вот осколок валяется камня, чтоб засохший навоз разбивать,
Принесенная учениками куча куши-травы там лежит,
Здесь под тяжестью дров, что сложили для просушки на солнце вверху,
Крыша дома прогнулась заметно; а стена обветшала совсем.[84]
И поистине государь Чандрагупта для него только «Низкорожденный».
16 Ведь даже люди, что ко лжи не склонны, по низости души в своих речах
Царю хвалу возносят безудержно за те достоинства, которых нет.
К тому их только жадность побуждает; а будь иначе, право, всякий царь
Былинки не важнее, столь же стоит презренья тех, кто жадности лишен.
(Всматривается, с трепетом). А, вот благородный Чанакья.
17 Всем миром овладев, своею волею он дал свершиться
Закату Нанды и восходу Маурьи одновременно.
Так превзошел он блеском солнце, лучезарное светило,
Что лишь на часть земли жару и снег дает попеременно.
(Падает на колени). Победа господину!
Чанакья. Вайхинари, что привело тебя сюда?
Дворецкий. Господин, государь Чандрагупта, благословенно его имя, чьи ноги-лотосы покраснели от рубинов, украшающих венцы-на головах властителей, спешащих склониться перед ним в почтении, склоняет голову в почтении перед тобою и велит передать тебе: «Если не помешает это занятиям господина, я хотел бы видеть его».
Чанакья. Низкорожденный хочет меня видеть! Вайхинари, не дошел ли до него слух о запрещении, которое наложил я на праздник полнолуния!
Дворецкий. Конечно, господин.
Чанакья (с гневом). А! Кто сказал ему?
Дворецкий (испуганно). Смилуйся, господин! Государь отправился во дворец Суганга и оттуда сам увидел, что в городе не справляют праздника полнолуния.
Чанакья. О, понимаю. Это ваше тайное подстрекательство способствовало гневу Низкорожденного. Как же иначе? (Дворецкий, изображая страх, стоит безмолвно, опустив глаза). О, царские слуги ненавидят Чанакью и держат сторону против него! Где сейчас Низкорожденный?
Дворецкий (выказывая страх). Господин, государь был в Суганге, когда посылал меня к высокочтимому господину.
Чанакья (встает). Показывай дорогу в Сугангу.
Дворецкий. Сюда, сюда, господин.
(Оба идут вокруг сцены).
Вот дворец Суганга.
Чанакья (делает вид, что поднимается по ступеням и осматривается). О, ты взошел на трон, Низкорожденный! Хвала тебе, хвала.
18 От рода Нанды, от царей негодных избавлен трон,
Теперь воссел на нем Низкорожденный, бык меж царей,[85]
Достойного властителя отныне сей трон обрел —
Все эти выгоды большую радость приносят мне.
(Приближается к царю). Да побеждает Низкорожденный!
Царь (встает с трона). Господин, Чандрагупта преклоняется перед тобой (падает ему в ноги).
Чанакья (поднимает его за руки). Встань, сын мой.
19 От гималайских утесов, охлаждаемых брызгами водопадов небесной реки,[86]
До берегов океана на юге, сверкающих пестротой драгоценных камней,
К тебе стекаются с трепетом и с изъявлением покорности сотни и сотни царей;
В лучах сокровищ, на царских коронах блистающих, пусть омоются ноги твои.
Царь. Только по милости господина обрел я все. Пусть господин сядет.
(Оба садятся соответственно).
Чанакья. Низкорожденный, зачем ты призвал нас?
Царь. Дабы иметь счастье лицезреть господина.
Чанакья (с улыбкой). Довольно любезностей. Цари не посылают за своими сановниками без причины.
Царь. Господин, какую цель преследовал ты запрещением праздника полнолуния?
Чанакья (улыбаясь). Значит, за нами посылали, чтобы сделать нам выговор?
Царь. Боже избави, боже избави. Нет, никоим образом. Лишь для разъяснения.
Чанакья. Если так, ученик, конечно, не должен противиться воле наставника, к которому обращается за разъяснением.
Царь. Именно так. Какое может быть сомнение? Но господин никогда ничего не делает без причины; отсюда и наш вопрос.
Чанакья. Ты правильно рассуждаешь, Низкорожденный. Чанакья даже во сне не действует без причины.
Царь. Господин, желание узнать причину и заставило меня начать этот разговор.
Чанакья. Слушай же, Низкорожденный. Сочинители трактатов, посвященных науке о государстве, говорят о трех способах правления: оно может быть возложено на царя, или на министра, или на них обоих. Поскольку у нас правление подчинено министру, к чему тебе дознаваться о причинах? В данном случае это наше дело — знать о них.
(Царь в гневе отворачивает лицо).
(За сценой два придворных певца[87] декламируют).
Первый певец.
20 Пеплом, что каши[88] расцвета белей, Шива небесный простор обелил;
Шкуру слона он лучами пронзил, — тьму облаков пронизал блеск луны;
Из черепов ожерелье его — лунным сияньем сверкает оно;
Смех его светлый — как лебеди бел; пусть Шива-Осень вас грусти лишит.[89]
И еще:
21 Еле проснувшись, глазами кося, лик отвернув от горящих камней,
Хари со змея сбирается встать, с прочного ложа его клобуков.
Он, потянувшись, зевает, глаза полузакрыты еще у него,
Влаги полны, покраснели со сна; — пусть от беды они вас охранят.[90]
Второй певец.[91]
