— Что нам-то делать? — спросил Вильгельм. — Цирк вроде как назад в Германию вообще не собирается, а только всё дальше уезжает. А как на этом ледяном острове окажемся, то уж точно никогда мне Швицарщины не видать.
— Нам надо выбраться из этого ящика, — сказал я, — прежде чем его погрузят на корабль.
Все белые мыши ломали голову вместе с нами, как же нам выбраться из ящика. Тисси тоже думала, хоть и очень печалилась, что мы хотим от них уйти. Она частенько плакала. Да и мы тоже грустили. Странно получалось: нам и сбежать хотелось, и остаться тоже хотелось.
— Да ни в жисть нам отсюда не выбраться. Стенки вон какие гладкие да высокие. Просижу тут, пока не помру, — сокрушался Вильгельм.
Но вдруг мне кое-что пришло в голову.
У волшебника Кландестина была привычка перед выступлением класть свой плащ на наш стеклянный ящик. В плаще был потайной карман. Перед самым выходом на манеж Кландестин клал туда маленького белого кролика и высокомерного белого мыша Джека. На арене, якобы доставая кролика из цилиндра, а Джека — из дамской сумочки, он на самом деле молниеносно вытаскивал своих ассистентов из этого кармана. Но делал он это так искусно и быстро, что все думали, будто кролик и впрямь был в цилиндре, а Джек — в сумочке.
— Знаешь что, — сказал я Вильгельму, — сразу после наших номеров мы заберёмся в плащ волшебника Кландестина, а после представления, когда плащ повесят в гардероб, выскользнем оттуда. Побежим в порт и найдём корабль, который отвезёт нас в Германию.
18
В одну из пятниц апреля цирк давал последнее представление в городе Сандерленде. На следующее утро все клетки и ящики должны были погрузить на корабль и отправить в Исландию.
— Надеюсь, господин Кландестин и сегодня положит свой плащ на наш ящик, — сказал я.
Мы попрощались с белыми мышами и обнялись. Все плакали.
Потом пришло время номера Вильгельма. Вместе с двадцатью белыми мышами и сиамской кошкой он сделал три круга по барьеру арены. Затем мы с Тисси исполнили трюк на леске, и маэстро Саламбо снова посадил нас в стеклянный ящик.
Волшебник Кландестин пришёл и, как всегда, положил свой тяжелый плащ на наш ящик и посадил в карман белого кролика и Джека. Мы с Вильгельмом едва успели забраться за ними следом, а Кландестин уже надел плащ и поспешил на арену.
Но как только мы оказались в потайном кармане, Джек набросился на нас:
— А вы что тут делаете, бродяги серые? Вон! Вон! Вон отсюда! — и начал меня выталкивать.
Маленький белый кролик перепугался и смирно сидел в дальнем углу кармана. Пока я боролся с Джеком, в карман опустилась рука — и раз! — кролик исчез.
Затем мы услышали голос волшебника Кландестина:
— Милостивая государыня, вы любите мышей?
Женщина воскликнула:
— Ноу, ноу!
— Мой выход, — прокряхтел Джек, которого я как раз ухватил за шею.
И тут произошло непредвиденное.
Рука юркнула в карман и забрала Вильгельма.
Снова голос Кландестина:
— Но почему тогда у вас в сумочке белая мышь?
Раздался взрыв хохота. Зрители покатывались со смеху. Ведь знаменитый волшебник Кландестин держал за хвост не белую мышь, а серую полёвку.
Рука опустила Вильгельма обратно в карман.
— Караул! — крикнул Вильгельм, у которого шерсть буквально стояла дыбом. — Таперича всё пропало.
Публика всё ещё смеялась. Волшебник Кландестин скрылся за кулисами, снял плащ и вытащил из потайного кармана Вильгельма и меня.
— Ах вы маленькие паразиты! Я не позволю вам выставлять меня на посмешище! — крикнул он и бросил нас сиамской кошке Лене. — На. Разберись с ними!
Но Лена только рыгнула, потому что опять наелась до отвала, и сонно сказала: «Але оп».
Мы с Вильгельмом бросились наутёк, мимо маэстро Саламбо. А тот громко кричал: «Стойте!»
Мы пробежали мимо клетки медведя Петца. Он рычал «Исландия, как звучит! Прекрасно. Почти как Канада».
Мы выбежали на улицу, в ночь, и слышали издали, как маэстро Саламбо ругается с волшебником Кландестином. В последний раз обернувшись, мы увидели цепочку разноцветных фонарей над цирковым шатром.
— И что теперь? — спросил Вильгельм, отдышавшись.
И правда, что теперь делать?
Нам надо было попасть в порт и там постараться найти судно, которое вернёт нас с британского острова на материк. Так что мы побежали по ночным улицами в ту сторону, откуда слышались гудки кораблей.
19
В порту пахло рыбой, и мы пошли особенно осторожно: ведь где пахнет рыбой, там всегда много кошек. Мы шли вдоль причалов, у которых стояли корабли.
— Вообрази токмо, что будет, ежели мы заберёмся на корабль, который поплывёт в Америку или Африку, — сказал Вильгельм.
— И подумать страшно, — ответил я, — хотя я всегда мечтал познакомиться с пустынным тушканчиком.
— Лучше не надо, — сказал Вильгельм.
Трое суток мы сидели в щели какой-то стены и наблюдали за причаливающими и отчаливающими кораблями. Суда разгружали и загружали. Но мы никак не могли выбрать, на какой корабль нам забраться. Откуда нам было знать, куда они поплывут?
По ночам мы сидели в щели, прижавшись друг к другу. Как же всё-таки тепло было в цирковом стеклянном ящике. Теперь же у нас урчало в животах, потому что мы не смели выйти наружу. Мимо всё время бегали огромные кошки — эти паршивые, одичавшие зверюги таскали в зубах большущих рыбин.
Однажды вечером мы услышали голоса людей, проходивших мимо нашего укрытия. Один из них сказал:
— До чего тут мерзко.
А другой:
— И не говори. Хорошо, что через двое суток будем в Гамбурге.
Мы проследили, на какой корабль они поднялись, и проскользнули за ними. Через люк мы пробрались в трюм.
Каково же было наше удивление, когда мы увидели, что весь трюм корабля доверху загружен зерном. Вот это обжираловка!
Только мы устроились поудобнее и сгрызли несколько зёрнышек, как вдруг перед нами появилась большая крыса.
— Вам что тут нужно? — проворчала она.
