Однако потом фермер стал собирать и продавать ещё и ту картошку, что валялась на полу. Потом он снова поехал дальше, и я подумал, что если он остановится ещё раз и продаст последние оставшиеся клубни, то неизбежно нас обнаружит.
Нам повезло — фермер больше не останавливался, а поехал через город. Водил он как дикарь, всё время резко тормозил и разгонялся. Нам приходилось уворачиваться от катавшихся по полу картофелин, чтобы нас не пришибло.
Как же всё-таки хорошо, спокойно и удобно ездить в поездах. От качки, тряски и бензиновой вони у меня сначала закружилась голова, а потом мне и вовсе стало плохо. Ещё немножко, и меня бы стошнило. Но, к счастью, грузовик наконец остановился. Мы приехали на фермерский двор.
Когда мы выбрались из машины, уже смеркалось.
22
- И что таперича? — спросил Вильгельм.
— Надо кого-нибудь спросить, — ответил я.
— Токмо берегись, там вон кошка, — предостерёг меня Вильгельм.
Тут мы заметили пролетающую мимо летучую мышь. Я обратился к ней и спросил, не известно ли ей о мышиной семье, что приехала сюда из города полгода назад. Летучая мышь описала круг и покачала крыльями, что, похоже, означало «нет».
— Шухер! — крикнул Вильгельм. — Кошка!
Та подкралась потихоньку и была уже в одном прыжке от нас. Мы бросились в первую попавшуюся норку в земле. Но эта норка оказалась такой мелкой, что кошка без труда вытащила бы нас оттуда когтями. Мы, распластавшись, припали к земле.
Однако эта кошка оказалась явно не столь хитроумной, как парижские коты. Она просто села перед норкой и стала ждать.
— Пускай ждёт, — прошептал я.
Так мы и лежали. Каждый раз, осторожно выглядывая из норки, я видел кошку.
— И не стронулась, поди, — ворчал Вильгельм.
Время тянулось и тянулось.
Мы уже думали, что помрём с голоду в этой норке, если на фермерском дворе живут несколько кошек, как утверждал Вильгельм, и если они сменяют друг дружку на посту.
Вдруг мы услышали громкий лай и кошачье шипение.
Я осторожно высунул голову из норки и увидел, что собака загнала нашу кошку на дерево и лает на неё. Это был пудель. А не знаком ли я с ним? Ну конечно, это был Изегрим!
— Изегрим! — закричал я и побежал к нему. — Изегрим!
Не сразу услышал меня пудель, так громко и отчаянно он лаял на кошку. Та сидела на ветке и шипела в ответ.
— Привет! — наконец сказал он. — А ты кто такой?
— Я Бобромыш, помнишь меня?
— Ах, так, значит, ты — пропавший сын. Вот родители-то твои обрадуются!
— А ты знаешь, где они?
— Да, — кивнул Изегрим, — конечно. Они теперь живут у нас.
— У вас?
— Это Вильгельм, мой друг, он швейцарец.
— Очень приятно. Ну что ж, за мной.
23
Мы шли за Изегримом по деревенской улице. Мы видели нескольких кошек, но все они держались подальше или быстренько запрыгивали на заборы. Наконец мы подошли к маленькому старому домику. Вокруг был садик, и тут росли два куста бузины. Изегрим показал нам вход в подвал.
— Вон там они живут, — сказал он.
Мы спустили в подвал и застали всю семью за ужином. Дедушка, мама, папа, братья, сестра и Изольда — все они были здесь.
Вот это была радость!
Все запищали от восторга, мы обнимались, и родные засыпали меня вопросами:
— Где ты был всё это время?
— Почему ты тогда уехал на поезде?
— Почему Вильгельм так смешно разговаривает?
— Откуда вы приехали?
Но потом мама сказала:
— Пусть сперва поедят спокойно. Мы ещё успеем наговориться вдоволь.
Конец
