он еще не видывал. Узенькая межа вела через всю ниву к зеленой, крытой торфом землянке, а на крыше землянки паслась белая коза с золотыми рогами и с таким полным выменем, как у самой большой коровы. Возле землянки сидел на скамеечке маленький, одетый в синее старичок и посасывал носогрейку. Борода у него спускалась до самого пояса.
— Добро пожаловать в Удрёст, Исак! — сказал старик.
— Бог благослови нашу встречу, дедушка! — ответил Исак. — Так ты знаешь меня?
— Может статься! — сказал старик. — Тебе нужен ночлег?
— Коли дадут, так лучшего и не надо, дедушка! — отозвался Исак.
— Беда вот с сыновьями моими, — не выносят они христианского духа! — сказал старик. — Ты их не видал в море?
— Нет; кроме трех бакланов на плавучем бревне, никого я не видал, — ответил Исак.
— Ну вот, это они и были! — сказал старик, выколотил трубочку и предложил Исаку: — Ну, заходи пока; небось, и пить и есть хочется?
— Спасибо, дедушка! — поблагодарил Исак.
Когда же старик отворил дверь, Исака просто ослепило, такое там было великолепие. Ничего такого он и не видывал. Стол был уставлен чудеснейшими яствами — мисками и блюдами с простоквашей, с красной рыбой, с жареной дичью, с лепешками из рыбьей печенки, сиропом и сыром, целыми горами кренделей, водкой, пивом, медом и еще всякой всячиной. Исак ел и пил, сколько мог, но тарелки и стаканы его все не пустели. Старик ел немного, да и говорил не больше. Вдруг раздался крик и шум за дверями. Старик вышел и скоро вернулся с тремя сыновьями. Исак было вздрогнул, когда они вошли, но старик, видно, угомонил их, — они обошлись с рыбаком довольно ласково и сказали, что он по обычаю должен остаться за столом, выпить и закусить с ними. А Исак-то было уж встал из-за стола, говоря, что сыт, но уступил им, и они стали пить вместе чарку за чаркой, а в промежутках прихлебывали пиво и мед. Скоро они совсем стали друзьями, и хозяйские сыновья сказали, что Исаку надо разок-другой выехать с ними на ловлю, чтобы вернуться домой не с пустыми руками.
В первый раз они выехали в ужасную бурю. Один из братьев сидел на руле, другой на носу, а третий посередине судна, Исаку же приходилось отливать воду большим черпаком, так что пот лил с него градом. Неслись они, как бешеные; ни разу не убавили парусов, а когда лодка переполнялась водой, взлетали на самый хребет волн, и вода выливалась из кормовой части водопадом. Скоро погода улеглась, и они принялись ловить рыбу. Ее было такое множество, что грузила не опускались свободно в воду, а утыкались в сплошную стену рыбы. Братья с Удрёста беспрестанно вытаскивали добычу; у Исака тоже клевало хорошо, но у него была своя удочка, и он только подымет рыбу к борту, как та сорвется и уйдет. Когда лодка наполнилась, они вернулись в Удрёст. Сыновья старика выпотрошили рыбу и развесили ее вялиться, а Исак стал жаловаться старику на свою неудачу. Старик пообещал, что в другой раз у него пойдет лучше, и дал ему пару удочек. В следующую ловлю у Исака клевало, как и у других, и когда они вернулись, на его долю пришлось довольно.
Потом его взяла тоска по дому, и, когда он собрался ехать, старик подарил ему лодку, полную муки, новый парус и другие полезные вещи. Исак поблагодарил, а старик сказал ему, что он может опять приехать к ним к тому времени, когда они отправятся с грузом в Берген, и ехать с ними, чтобы самому продать свой улов. Исак был очень рад и спросил — какого же курса держаться ему, чтобы опять попасть в Удрёст?
— Прямо туда, куда летят бакланы, когда несутся от берега в море, — как раз и будешь на месте! — сказал старик. — Счастливого пути!
Но когда Исак отчалил и огляделся, Удрёста как будто не бывало, одно море кругом, куда ни погляди.
Когда пришло время ехать с рыбой в Берген, Исак опять отправился в Удрёст. И увидал он там такой баркас, какого отродясь не видывал: длиной он был на два окрика: штурман, стоявший на своем мостике, не мог докрикнуть своего приказания рулевому, и между ними в самой середине судна, у мачты, был поставлен еще человек, который уже и передавал штурманский приказ рулевому, да и то должен был кричать изо всех сил. Улов Исака положили в передней части судна, а снимал его с сушил он сам, и вот диво! сколько он ни снимал, рыбы все не убывало, и когда он уехал, на сушиле осталось столько же. В Бергене Исак продал свою рыбу и взял за нее столько денег, что купил на них новый, совсем оснащенный баркас со всеми принадлежностями для рыбной ловли, как посоветовал ему сам старик. Поздно вечером накануне отъезда Исака старик пришел к нему на судно и сказал ему, чтобы он не забывал своих далеких соседей, хоть и стал теперь богатым, а еще предсказал ему счастье и удачу с новым судном. — Все хорошо и все держится, что стоит прямо! — прибавил он и напомнил также, что на судне всегда есть кто-то, кого хоть и не видно, но кто подпирает мачту своей спиной, когда ее начинает накренять. С тех пор Исаку во всем везло. Он помнил, кому обязан этим и, спуская судно в море осенью, никогда не забывал угостить того, кто невидимый стоит на вахте, и каждый сочельник судно его все светилось, а в рыболовном заколе[15] слышались звуки скрипки, музыка, смех и возня, — шла пляска.
Великан, у которого сердце было не при себе
Жил-был король, а у него было семь сыновей. Он их так любил, что не мог отпускать от себя всех за раз, — один уж непременно должен был оставаться при нем. Когда они выросли, шестерым он позволил отправиться по белу-свету искать себе невест, а младшего оставил дома. Братья должны были привезти и ему невесту принцессу. Король обрядил тех шестерых на славу; так на них и сияло все; дал им дорогих коней, стоивших целые тысячи, и они уехали. Переезжая от одного короля к другому, высматривая принцесс, добрались они до
